Понимаешь, ведь это болезнь; если она проникает тебе в кровь, изгнать ее уже очень трудно. Знай я до женитьбы больше об этой пагубной страсти, Джулия могла бы получить от меня помощь. Однако тогда я не представлял себе, какой страшный враг передо мной.

Впервые обнаружив тайный порок жены, я устроил жуткий скандал. Надо же было оказаться таким болваном, чтобы считать достаточным окрик «Прекрати!» и ожидать, что больная повинуется. Конечно, она стала осторожнее, пряталась от меня, пила в то время, когда я был на работе. Но разве можно было удержать такой секрет? Вскоре я установил, что жена по-прежнему пьет. И тогда повез ее к врачу и понял весь ужас нашего положения.

— Рози уже родилась к тому времени?

Он подтвердил кивком головы.

— Но дети еще были совсем маленькие, Роберт собирался в первый класс, а Рози училась ходить. Теща ухаживала за ними. Пока она жила у нас, мне не надо было беспокоиться о детях.

— Господи, почему же она не рассказала тебе?

Джеральд тяжело вздохнул.

— Да потому, что была неумной женщиной. Джулия составляла весь ее мир. Теща продолжала покрывать дочь, принося ей тем самым вред. Я не мог переубедить ее, что она поступает неправильно. Наш семейный врач положил Джулию в клинику, через несколько месяцев та вернулась домой с явными признаками выздоровления. Я поверил, что жена излечилась. Может быть, она сама поверила. Однако не прошло и года, как тайное пьянство возобновилось.

— Но почему, Джеральд? Что заставляло ее пить? — Фэй заметила, как потемнели его глаза, но остановиться не могла. — Должно же было существовать что-то, что заставляло Джулию прибегать к виски? Что-то было не так, верно ведь?

— Уж не думаешь ли ты, что я ее бил? — грубо ответил Джеральд. — Ты меня, очевидно, подозреваешь в чем-то?

Его реплика удивила Фэй.

— Джеральд, разумеется, я ни в чем подобном тебя не подозреваю! Ты не относишься к тем, кто занимается рукоприкладством.

М-да, а собственно к какому типу людей принадлежит этот человек, который нагромоздил столько секретов? Ведь она знакома с ним почти всю жизнь. Впрочем, скрывал он все не только от нее — от всего города. Джеральд жил двойной жизнью: фасад — одно, за фасадом — иное. За непреодолимой стеной, которую он тщательно выстроил, прятался угрюмый, озлобленный человек.

— Правда, в последние годы совместной жизни меня так и подмывало пустить в ход кулаки, — признался он мрачно. — Но я никогда не позволял себе этого. Ни разу пальцем ее не тронул.

Фэй вглядывалась в его потемневшее лицо. Ведь есть и другие способы причинить боль: для этого не обязательна кулачная расправа. Сумел же Джеральд заставить страдать ее, Фэй. Можно вдребезги разбить человеческое сердце лишь взглядом или словом.

Надеясь все же докопаться до истины, она продолжила разговор:

— Джеральд, должна была быть причина, толкавшая Джулию к пьянству. На чем-то же она должна была свихнуться.

— Эта женщина не знала счастья, — пробормотал Джеральд, — но почему — только богу известно. Может, она никогда не любила меня. Ни единого раза Джулия не говорила мне, что она несчастна, а когда в моем сознании забрезжило понимание ее трагедии, я и сам уже утратил радость жизни.

— Неужели ты ни разу не спросил у нее, в чем дело? — недоверчиво воскликнула Фэй.

— Разумеется, спрашивал! Но ни разу не услышал разумного ответа. В конце концов понял, что все бесполезно. К тому времени я уже не любил ее. Больше того, Джулия приводила меня в бешенство, вызывала отвращение.