Больше того, Джулия приводила меня в бешенство, вызывала отвращение. Если бы ты увидела ее хоть раз в пьяном виде, то поняла мои чувства.
Джеральд содрогнулся, лицо его стало бледнее мела.
— Я все еще надеялся на излечение, но постепенно пришел к выводу, что она не желает лечиться. В пьянстве Джулия видела способ отгородиться от жизни, которую она считала невыносимой.
Спокойным, ровным голосом Фэй произнесла:
— Быть может, тебе следовало развестись с нею? — Она заколебалась, боясь больно задеть чувства собеседника, но надо же было выговориться до конца. — А, может быть, в тебе, Джеральд, была причина всех бед? Разве нельзя допустить, что ты сделал Джулию несчастной?
Его лицо сохраняло угрюмое выражение.
— Ты думаешь, мне самому это не приходило на ум? Я даже предлагал разъехаться, имея в виду развод. Но Джулия чуть не лишилась рассудка, когда я заикнулся об этом. По ее словам, она не желала потерять детей и прекрасно знала, что я не рискну отдать малышей ей. Разве я доверил бы детей женщине, способной напиваться до потери сознания чуть не каждый день?
— Но за ними могла бы присматривать мать Джулии.
— На нее, с ее здоровьем, особенно нельзя было рассчитывать. Она и умерла, когда Рози было лет семь. После смерти тещи я нанял для ребенка няню с дипломом медсестры, которая могла ухаживать заодно и за Джулией. Эта женщина приложила много стараний, чтобы выяснить, почему так несчастна моя жена, и пришла к выводу, что та сама не знает, что заставляет ее пьянствовать.
— А не могли быть повинны в ее бедах несчастливое детство, страдания из-за вечно пьяного отца? Она так намучилась, что впоследствии, вероятно, ничто уже не могло вернуть ее в нормальное состояние?
— Кто его знает? С годами жизнь подсказывала множество ответов, но, по-видимому, ни один из них ничего не объяснял. Наш брак фактически распался задолго до смерти Джулии. Меня беспокоили только дети. Моя семейная жизнь по большей части сводилась к тому, чтобы оградить детей от любопытства посторонних, которые могли использовать им во зло нашу трагедию. — Джеральд помолчал, затем добавил, не таясь: — И во зло мне. Честно говоря, мне становилось не по себе при мысли, что люди узнают правду.
— Но почему ты и со мной не поделился своими заботами? Ты глубоко обидел меня, Джеральд. Господи, как же, по-твоему, я отнеслась бы к твоей беде?
Он бросил на Фэй быстрый взгляд.
— Я не мог допустить, чтобы ты узнала. Меня одолевал стыд. Ты не представляешь себе, в каком аду я находился. Боялся, что ты начнешь по-другому смотреть на меня.
— Но не ты же пьянствовал, а твоя жена!
— Все равно на меня ложился позор. Я обязан был найти способ излечить Джулию. Но я не справился, не сумел ее спасти. — Джеральд с трудом перевел дыхание. — Кроме того, если б ты была в курсе всего, на меня легла бы обязанность принять решение о будущем. А это был еще один камень преткновения на моем пути — тогда я не смог заставить себя быть откровенным.
Фэй с обидой заявила:
— Ты готов был пойти на то, чтобы потерять меня, лишь бы не сказать правду! Как же ты смеешь говорить после этого, что любишь меня?!
— Я люблю тебя, Фэй, люблю, — твердил Джеральд. — Ни одного шага я не сделал тебе во вред, разве что пытался вызвать ревность, ухлестывая за Клер. Клянусь, мои семейные перипетии никак не касались тебя. Моя воля была парализована, меня охватила роковая неспособность действовать, принимать решения, обдумывать будущее, строить личную жизнь. После смерти Джулии я пару лет был как в трансе. Жизнь с нею была таким кошмаром, что, получив наконец свободу, я не мог сразу прийти в себя.
Это Фэй могла понять. Чем больше она узнавала о годах, прожитых Джеральдом с Джулией, тем сильнее поражалась его способности так долго и умело скрывать горькую истину. |