Фиона спросила, был ли он сам в Париже, и добавила:

– А, ну конечно, если вы были пилотом…

Она забыла об этом, потому что не поверила его словам.

– Второй лучший город в мире, – сказал он.

– А какой первый?

– Чикаго, – сказал он так, словно это само собой разумелось. – В Париже нет «Кабс» . Вы будете жить на левом берегу или на правом?

– О… Между, полагаю. Мой друг живет на Иль Сен Луи .

Ей понравилось, как этот штрих придал ее путешествию налет гламура, а не отчаяния.

Ее собеседник присвистнул.

– Хороший друг.

Возможно, ей не стоило этого говорить, чтобы не казаться обеспеченной и заманчивой добычей. Но ей до того нравилось видеть себя в таком свете, что она продолжила.

– Он вообще то… вы слышали о фотографе Ричарде Кампо?

– Ну да, конечно, – он смотрел на нее, ожидая, что она скажет дальше. – Что, это и есть ваш друг?

Она кивнула.

– Мы давно знакомы.

– Боже, – сказал он. – Вы серьезно? Я прямо балдею от искусства. Я его путаю с Ричардом Аведоном. Но ведь это Кампо снимал умирающих?

– Он самый. Это покруче Аведона.

– Я не знал, что он еще жив. Вау. Вау.

– Я ему не скажу, что вы это сказали.

На самом деле она понятия не имела, в какой сейчас форме Ричард. В свои восемьдесят он продолжал работать, и на своей выставке в чикагском Музее современного искусства несколько лет назад он хоть и сутулился, но был полон энергии, ухлестывая за двадцатидевятилетним французским пиарщиком, очевидно, любовью всей своей жизни.

Самолет долго не выпускал пассажиров. Сосед Фионы спросил, собирается ли она пройтись по музеям с Ричардом Кампо, и Фиона сказала, что вообще то приехала повидаться с дочерью. Это было правдой, в самом оптимистичном варианте.

– И с ее дочерью тоже, – сказала она. – Моей внучкой.

Он рассмеялся, но потом понял, что она не шутит.

– По вам и не скажешь…

– Спасибо, – сказала она.

К ее облегчению, индикатор показал, что можно отстегнуть ремни безопасности. Этот тип не успеет задать вопросы, на которые у нее не будет ответов. (Какой округ? Сколько внучке? Как ее зовут?)

Она ждала, когда освободится место в проходе.

– Ваш бумажник не может быть в вашем чемодане, нет? – она указала на верхние багажные камеры.

– Проверил сумку еще в Чикаго.

Она уже была готова поверить ему, но не настолько, чтобы предложить денег.

– Могу предложить вам доехать со мной в такси, если хотите, – сказала она.

Он улыбнулся, показав красивые зубы. Точеные и белые.

– Трансфер – единственное, что у меня есть.

Наконец в проходе появилось место, и она встала, хрустнув коленями.

– Удачи, – сказала она.

И хотя он и близко не догадывался, насколько ей самой нужна была удача, он сказал: – И вам тоже

Она опустила на пол свой багаж. За овальными окошками вставало розовое солнце.

1985

Йель с облегчением проводил взглядом машину, пророкотавшую по Белдену. Кто то открыл дверь дома через улицу.

Если бы он поспешил, то был бы дома через полчаса, но он пошел так медленно, как только мог. Ему не хотелось возвращаться в пустую квартиру, но еще меньше хотелось, чтобы его там ждал Чарли, готовый поведать, что за напасть заставила всех покинуть дом. Внезапный звонок, очередная смерть. Или они могли включить телевизор и увидеть новости из России, что то настолько серьезное, что все бросились по домам готовиться к худшему.