Плотно набил магазин. Согнул и разогнул локоть, выцеливая светлое пятно амбразуры. Хорошее оружие, как надежная женщина — по-другому себя чувствуешь.

— Оля, ты надежная женщина?

— Чего-чего?

— Да нет, просто так. В сараях что-нибудь из продуктов было?

— Ты опять хочешь идти туда?

— Надо добыть любой еды, иначе через день-два мы протянем ноги. И выбираться из этого гроба, пока мальчишка не застудился.

— Дядя Юр, дай…

Некрасов выщелкнул магазин и протянул пистолет Славке.

— Как он называется?

— Люгер.

— А почему так?

— В старину был такой парусный корабль.

— И сколько в нем патронов?

— Шестнадцать. Что в тех сараях хранится?

— В дальнем углу мы козу и кур держали. Там же сено и ячмень. А во втором, бревенчатом, — разный хлам и бочки с рыбой. Еще на стропилах грудинка копченая висела, но ее, наверное, эти сожрали. А остальные продукты в доме хранятся. Неужели маму с отцом они взаперти держат?

— Наверное.

— Но ведь они не станут их убивать, так? Кому нужны два старика?

— Конечно, — Некрасов с усилием улыбнулся и погладил Ольгу, — давай хотя бы немного поспим. Я пойду перед рассветом…

От дота до маяка километра три. Достаточно, чтобы к концу пути Некрасов обессиленно повалился на камни возле разбитой орудийной башни. Отсюда хорошо просматривались маяк и бухта. Катер исчез, а шлюпка, перевернутая вверх днищем, лежала на берегу. Значит, они ушли. Или разделились, оставив одного или двух человек на маяке. Движок не работал, прожектор этой ночью, видимо, не включали.

Минут через двадцать он был возле щитового длинного сарая, где старики держали живность. Сейчас там было тихо. Переждав, доковылял до второго бревенчатого сарая и скользнул внутрь, не до конца прикрыв дверь. Разыскал пустой ящик и подтащил к выходу. Через узкую щель можно наблюдать, что происходит возле маяка. Будем ждать…

От каменного пола тянуло холодом. Некрасов ощущал его подошвами резиновых сапог, всем своим трясущимся в ознобе телом. Хотелось выйти наружу, под солнечные лучи. Господи, какая тишина! Он встал, несколько раз обошел сарай и долго тер ноги. Как на войне — кто кого пересидит. Не бросят же они без присмотра маяк! Ведь прожектор время от времени надо зажигать, чтобы не вызвать подозрения у проходящих кораблей. Впрочем, место слишком глухое, да и летняя путина подходит к концу. Вряд ли за последние недели здесь появлялось хоть одно судно.

Копченая грудинка, о которой говорила Ольга, конечно, исчезла. Что в бочках? Отодвинул крышку, приподнял из рассола огромную распластанную треску. Пожевал и выплюнул кусочек соленой, как рапа, мякоти. В другой бочке тоже рыба.

Прошло три с половиной часа. Ни малейшего звука в стенах маяка. Должны же они выйти хотя бы по нужде, или там действительно никого нет? Трудно предположить, что эти люди, затаившись, ждут его день и ночь. Рискнем? Выскользнул наружу и, петляя, добежал до стены. Пистолет держал наготове, переводя ствол с одного окна на другое. Теперь к двери. Прислушался, осторожно повернул ручку и дернул на себя, одновременно уходя в сторону от возможного выстрела.

Дверь подалась хуже, чем обычно. Ее словно кто-то придерживал? Еще не успев сообразить, прокрутить в мозгу, что бы это значило, Некрасов спрыгнул с крыльца и, падая, откатился к стене. Интуиция, чувство, которое называют шестым? Рвануло так, что заложило уши. Со звоном лопались стекла, тяжелая дверь, кувыркаясь, шлепнулась в метре от его ног. Из дверного проема валил дым и знакомо воняло сгоревшей взрывчаткой.