Соседка спрашивает:
— Как думаете, запасное одеяло брать?
Я не успела ответить. Машинально посмотрела вверх, на одеяла, и чуть не упала от неожиданности. Из-за одеял, лежащих стопкой, сверху на меня смотрел круглый глаз. Он смотрел испуганно и внимательно, не моргая. Потом глаз увидел, что я его заметила, и сразу скрылся. Но я знала, что мне не показалось. Я совершенно ясно видела его, секунду назад он глядел на меня сверху. Да, я иногда для собственного удовольствия придумываю разные сказки, истории, но галлюцинаций у меня не бывает. Я видела этот глаз, а глаз видел меня и видел, что я его вижу. Кто-то прячется наверху, и, значит, тот, чей это глаз, понимает, что теперь он обнаружен. Понимает, что я могу поднять шум. Почему он прячется, этот человек? Жулик? Разбойник? И мы здесь, две женщины. Срочно позвать проводника, милицию. А бывает в поезде милиция?
— Нет, — говорит соседка, — будет жарко под двумя одеялами. Я и дома жарко не укрываюсь.
С её полки не видно того, что видно с моей. Я сейчас выйду в коридор, позову проводницу, соседей из других купе. Им хорошо там спать, а здесь на антресолях кто-то прячется, и у меня от страха трясутся руки.
А вдруг всё-таки показалось? Глупость какая. Переутомляюсь часто, вот в чём беда.
Соседка берёт полотенце и уходит умываться.
Я остаюсь в купе одна. Одна? А может быть, не одна, а с преступником, который прячется там, наверху? Я этого не знаю. А руки трясутся, и в коленях противная прохладная слабость. Что же всё-таки делать? Полезть наверх? А вдруг зарежет? Преступники всякие бывают, я иногда смотрю передачу «Человек и закон», таких типов показывают — лучше с ними в жизни не встречаться.
— Слезай сейчас же! — говорю я в потолок. — Сию минуту, слышишь? Или хуже будет! Людей позову!
А вдруг там нет никого и я разоряюсь одна в пустом купе? А вдруг всё-таки сидит и слышит?
— Считаю до трёх! — на всякий случай продолжаю я. — Раз! Два!
Соседка возвращается.
— Что это вы пересчитываете? — удивлённо спрашивает она.
— Два с половиной! — выкрикиваю я с разгона. Смотрю вверх. Соседка смотрит, куда это я смотрю, и тоже начинает смотреть вверх. Мы видим только стопочку зелёных пушистых одеял.
Она, конечно, думает, что я странная. Но что я могу ей объяснить? Сообщить, что наверху кто-то прячется? Она перепугается, начнёт кричать, все сбегутся. А вдруг там никого нет и мне почудилось? Да и как попадёт в поезд чужой человек, когда проводник у входа проверяет у всех билеты? А вдруг проник под видом провожающего?
— Мысли разные, — бормочу я, — не обращайте внимания.
— Бывает, — вздыхает она и начинает взбивать подушку.
А я украдкой смотрю вверх. Сначала там только одеяла. Но я смотрю долго, минуты три. И тогда появляется круглый глаз, блестящий и даже не очень испуганный. Потом появляется чёлка светлая, небольшой нос, щека — всё лицо. Лицо девочки лет одиннадцати. Палец прижат к губам, и теперь уже оба глаза смотрят на меня не то сердито, не то упрямо. Молчи, пожалуйста. Неужели тебе, взрослой тёте, не стыдно орать?
Вот так преступник! Бандит и жулик! Я молчу. Я раздумываю — что предпринять? Но в эту минуту соседка поднимает голову.
— Ой! Там кто-то есть!
Она тычет пальцем вверх, рука дрожит. Другой рукой она держится за сердце.
— Вы видели? Нет, вы видели? Что творится! В «Стреле» и то покоя нет! Ну-ка слезай, кому я сказала?
Она не так сильно перепугалась, она увидела девчонку, а не глаз неизвестного преступника.
Наверху тихо. Потом раздаётся сопение, свешиваются ноги в кедах и в чёрных брюках, потом появляется худенькая спина в свитере, светлый затылок. |