Бежать. Бежать. Вот единственное, что сейчас важно.

Но когда ее взгляд машинально скользнул выше, к столу, перед которым распростерся Фомин, Вита вдруг дернулась, как от электрического разряда. На столе лежала некая вещь. С самого начала, краешком подсознания Вита знала, что где-то здесь есть эта вещь. И не одна. Качнувшись, широко раскрыв глаза, как загипнотизированная, Вита шагнула обратно.

Фомин шевельнул губами, и в мертвой тишине до нее долетел шепот, похожий на шорох сухих листьев:

— Ты… помоги… мне…

Фомин лежал у нее на дороге, и даже не взглянув на него, Вита перешагнула через умирающего — равнодушно, как через бревно.

— Бог подаст, — шепнула она и потянулась к столу. Фомин сзади последний раз булькнул горлом, шелохнул каблуками по полу и затих.

Ее пальцы быстро схватили со стола некую вещь. Это был конверт. Запечатанный конверт, адресованный ей. «Кудрявцевой В.Н.» стояло в графе адресата, отправителем же значился Кудрявцев Н.А. Письмецо доченьке от давным-давно покинувшего Волжанск отца. Он ни разу не давал о себе знать, и Вита даже понятия не имела, жив ли он. Конечно, такой сюрприз! Скорее открыть и прочесть, что пишет папочка. Только там внутри письмо не от папочки. Там внутри ядовитый паук! Там внутри — страстное желание умереть!

Почтового штемпеля на конверте не было.

Вита взвыла. Вой получился негромким, но низким, протяжным и страшным, каким верные псы воют по умершим хозяевам. Ее окровавленное лицо исказилось в бешенстве, и в глазах блеснуло безумие. Забыв про боль и про то, что в магазин с минуты на минуту должен вернуться Схимник, она заметалась по залу, словно разгневанная фурия. Сползшее с плеч пальто летело за ней, точно вороньи крылья, выбившийся шарф задевал за разбросанную мебель, цеплял стеклянные крошки, и по полу, не отрываясь, прыгала за ней ее беснующаяся тень.

Она нашла еще три конверта и три письма — вскрытых, смятых, надорванных, одно наполовину испачканное в крови — то, которое лежало рядом с Максимом. Плотная хорошая бумага, исписанная знакомым проклятым кружевным почерком. Три письма. Три улыбки. Евгений. Вова. Максим. Происшедшее в «Пандоре» за время ее отсутствия стало до жути понятным. Невероятным, но понятным. Они прочли. А потом… конечно, кто-то из остальных попытался им помешать, как Наташа в свое время попыталась помешать Косте Лешко, как соседи и сын пытались помешать Людмиле Ковальчук. И началась бойня, в которой и она, Вита, должна была принять участие.

Но почему? За что? Ее, Виту, понятно… не совсем, но понятно. А за что ребят? Они ведь ничего не знали. Даже Женька знал не все, а прочие и подавно не были в курсе ее уговора с Чистовой и ее находок. За что?!

Приступ бешенства прошел так же резко, как и начался, и она остановилась посреди разгромленного магазина, оглядываясь растерянно и даже виновато. Ее губы дрожали, руки быстро двигались, заталкивая в сумочку письма, натягивая пальто обратно на плечи, широкими петлями набрасывая на шею шарф.

Время. Время.

Она подбежала к Евгению, наклонилась и осторожно, стараясь не дотронуться до торчащего из его груди стекла, отвернула полу расстегнутой куртки и вытащила из внутреннего кармана толстую записную книжку и бумажник с ключами от машины и от квартиры, потом бегло скользнула пальцами по холодной щеке друга.

— Полежи… полежи пока, Женечка, ладно?..

Латунные колокольчики и дельфины тихо и устало звякнули, когда Вита осторожно открыла дверь и выглянула на улицу.