В две недели сгорел!..
А ведь было такое шампанское – «Советское»! И было оно лучшим! «Кристал» – говно!.. «Советское» – шампанское молодости! Конечно – оно лучшее!!!
Антоша – гениальный скрипач. Умрет от цирроза печени через десять лет.
Мишаня Боцман – будет жить странной жизнью эмигранта.
Муся – будет жить вечно…
Ленке не нравится, что я валяюсь на диване.
– Думаю, – говорю.
– Думать – не работа!.. Ладно, думай!
Родная моя, дорогая! Мне бы ухватиться за тебя руками покрепче и не отпускать от себя губы твои, сердце твое!.. Кричи на меня, будь несносной!.. Мне так будет не хватать этого потом, в другой жизни – в разных для нас обоих временах!..
Ква ква! Кве кве!
Турум бурум!
Ритм. Ритм!
Я вскакиваю и бегу к ней, моей Элен, как будто она только что не ушла куда то!
Она еще успеет выдернуть мне первый седой волос из хеер а ля Анжела Дэвис…
У нее никогда не будет седых волос!
Ква ква! Кве кве!
Смелее ритм, смелее! И завыл джаз, и завыли саксы!
И лица родные, шампанское!.. Смерть!.. Море шампанского! Море смерти!
И мы с ней танцуем! Быстрее, все быстрее!!! Хлопают, хлопают, хлопают!!!
Я отталкиваю ее и кричу:
– Всем пока а а!!!
И не дожидаясь, бегу что есть мочи, глотая сопли и слезы…
Возврат всегда быстр, как удар ножа…
Ее смерть была первой смертью, показанной в новой программе «Хроники происшествий»! Я записал программу на первый советский видак «Электроника».
Она лежит на мокром шоссе, моя Элен. Платье ее чуть задрано, и виден краешек белых трусиков, а может, они розовые или какие еще. Записалось в черно белом. Платье трепещет на ветру. Возле головы моей золотой Элен, белогривой Элен, асфальт куда как темнее, чем в других местах… Рядом машина. Прислонившись к ней, сидит здоровенный мужик и плачет.
– Не плачь, мужик! – говорю. – Сейчас бампер копейки стоит!..
Все!
Все, дома!.. Бля!
Никаких черных тяжелых телефонов! Не антиквариат!
Тренькает бутмановским саксофоном мой сотовый.
– Кве кве!
Включаю неизвестного абонента. Вдруг счастье звонит!
Кто?!! Валерка Зюкин?!. Сосед из прошлого? Бля… Чего?.. Предлагает купить квартиру, где мы с Ленкой жили. Говорит, что тетю Катю в частный интернат переселил. Теперь один живет и уже не в коммуналке.
– Купи! Ты – богатый!
– А не жалко? – спрашиваю.
– Жалко, конечно, все таки родовое гнездо! – отвечает Зюкин. – Я поэтому тебе надбавлю! За родовое!
– Ты офигел, родной! – не выдерживаю я. – Это твое то родовое гнездо! Да мои прабабки и прадеды жили в этой квартире до революции! Это вас к нам коммунисты подселили!!! Что, мозги отшибло?!.
– А да, ты прав, – как ни в чем не бывало ответствует Валерка. – Тогда сбавлю!
Послал его.
Сейчас жена придет. Молодая, красивая… А света в глазах нет… Странные они какие то, из новых. Вроде мы их зачинали, мы, из которых свет, как из прожекторов! А они лампочками сороковаттными получились…
Я выпил к ее приходу две бутылки «Кристал» – бухло, и послал жену в ж…
Почти не обиделась, полночи красила ногти.
Сука!
Завтра притащу с помойки телик старинный, вырву переключатель и плоскогубцы ей вручу!..
Ребята!.. Мама моя!.. Антоха!.. Элен!..
Я обязательно к вам вернусь!
Я вернусь к вам со всей своей требухой и останусь навсегда!
Как только смогу!
Как только отпустят!!!
Ждите!!!
Ждите!!!
Ждите!!!
Набухло в башке!!!
Больно!!!
…
Вот о чем я рассказал?. |