– Батюшко, тут с вечера немец мастеровой дожидается – трубы класть. Мы ему в гостевой постелили…

– Трубы? – взглянув на слугу верного, Божин расхохотался. – А не мои они теперь, трубы-то. Княгинюшке нашей я их проиграл. Ох-ох, грешен… Да не так горько, что проиграл, пес-то с ними, – так ведь теперя сызнова в Сарае заказывать, а то морока, время.

Слуга тряхнул бородой:

– Так, может, и не заказывать, боярин-батюшко? Просто обратно их у княгинюшки нашей выкупить? На что они ей, трубы-то, да на Прусской они никому не нужны, так уж давно все проведено, сделано.

– Выкупить, говоришь? – Допив квас, боярин поставил кружку на стол и задумчиво посмотрел на слугу. – И то дело – денег, чай, хватит. А не хватит, так можно оброк повыше поднять… В землицах моих в Шугозерье тьма кромешная, глушь – чего смердов жалеть-то? Куда они оттуль денутся-то?

– Верно, верно, господине. – Слуга с готовностью затряс бородой. – Оброка того и на трубы хватит… да ишшо и останется!

Божин повеселел, велел принести еще квасу, да не простого – хмельного, душу порадовать. Инда молодец, славно с оброком придумал, право дело, славно! Давно нужно было его поднять, оброк-то, и впрямь – ни половники-смерды, ни холопы, рядовичи, закупы никуда не сбегут – некуда! Лесища кругом, болота – одному-вдвоем не прожить, а на боярской дальней усадебке все ж и народ, и запасы на случай неурожая, и воины – какая-никакая защита. Не-е, не сбегут… не должны бы. И пущай оброк больше смолой платят, дегтем – продать мастеровым на конец Плотницкий всегда можно с прибытком изрядным. А на доходы… дети подрастут – в университет их отправить, в Прагу или Литву; пока еще в Новгороде-то свой откроют, хотя давненько уж строить начали, вот-вот и готов бы – да князь великий в землицу московскую с мором бороться отъехал, а княгинюшке, похоже, до университета и дела нет… ну, по крайней мере, не так, как князю Егору.

Размечтался боярин, повеселел, тут и солнышко за забором блеснуло, поднялося, выкатилось над хоромами, осыпало златом сусальным кресты на маковках храмов – меньшего, Святого Саввы, и большего, Козьмы и Демьяна. Ой, надо бы зайти – помолитися всем семейством. И в карты больше в княгинюшкой не играти – ушлая больно! Ишь ты, удумала – Степанку, гада, судить! Да не судить таких татей надобно, а в Волхове топить без всякого суда и следствия! Мххх… ну, сволочуга гнусная… ничо, еще посчитаемся! Нет, ну надо же так угодить: вместо дебатов – в реку! Хорошо, не утоп, помог парень-рыбник, что в лодке… Господи! Авраамке спасибо сказать – он же с лодкой распорядился… или не говорить? Для простого слуги, челядина, в боярской благодарности не много ли чести будет? С другой стороны, мало их осталось, челядинов, как и холопов. Указом княжеским всех рабов велено постепенно на ряд – договор – перевести да платить исправно… хорошо, хоть не монетою звонкой, не златом-серебром – хлебом-яствами-едою можно.

Подумав, Божин все же собрался было подозвать управителя-тиуна, чтоб тот Авраамку кликнул, да не успел – юный слуга уже сам собою на пороге нарисовался, возник дрожащей невесомой фигурою – боярин аж вздрогнул:

– Ты, Авраамка, словно тень ходишь. Я что, тебя позвал уже?

– Не, боярин-батюшко Данила Петрович, не звал. Сам я.

– Сам?! – Боярин гневно вскинул брови – не хватало еще, чтоб челядь сама, без зова, являлась!

– Как посмел? Совсем страх потерял, пес?! Ужо, посейчас велю плетей…

– Не надо плетей, боярин-батюшко! – в страхе бухнулся на колени слуга.