— Никогда в жизни ничего подобного не видела.
— Знаю. Цезарь тоже был потрясен этим явлением, когда первый раз высадился в Британии. — Господи, удивился я, с какой стати я читаю лекцию по истории, да еще какой-то рабыне?! Если честно, я и сам этого не знал.
— Нисколько не удивляюсь.
Недовольный собой, я резко вернул ее назад к разговору:
— Итак, вы переправились через Канал…
— Да. К сожалению, мы опоздали на военный корабль, так что пришлось договариваться с торговым судном. Капитан, увидев на горизонте белые меловые скалы Дубриса, принялся махать руками как сумасшедший, видимо, чтобы произвести впечатление на сенаторскую дочь, но нам всем было уже все равно.
— А потом по реке Тамезис поднялись до Лондиниума?
— Да. И все было более или менее нормально, как ты сам можешь судить. Если не считать ее поездок верхом.
— Ее — что?
— Когда мы еще ехали через Галлию, Валерия объявила, что устала трястись в повозке, велела оседлать для себя лошадь и рысью поехала впереди, в дамском седле, естественно. Ну конечно, не одна, а с телохранителем. Его звали Кассий.
— Какой-нибудь старый солдат?
— Лучше. Бывший гладиатор.
— И тебе это не нравилось?
— Нет, Валерия была не настолько глупа, чтобы пытаться хоть ненадолго ускользнуть из виду. Но не дело, когда римская патрицианка носится верхом, словно какая-то простоволосая кельтская шлюха! А ведь я ей говорила! Но Валерия с детства была упрямой как осленок. Я предупреждала, что эти поездки не доведут ее до добра — мол, от них женщины становятся бесплодными, а жену, неспособную дать мужу детей, с позором отсылают назад, к семье. Но она только смеялась. Я твердила, что она может упасть с лошади и покалечиться, а она презрительно фыркала. Говорила, что, дескать, ее нареченный будет командовать конным полком и ему будет лестно иметь жену, умеющую скакать галопом. Я едва в обморок не хлопнулась, когда услышала такое.
Я попытался представить себе эту упрямую и отчаянную молодую женщину. Какой она была? Вульгарной? Мужеподобной? Или же просто сорвиголовой?
— И она научилась?
— Да, еще в поместье отца. Его снисходительность к дочери, пока она была ребенком, могла сравниться только с его же строгостью после появления у нее первых менструаций. А я так вовсе глаз с нее не спускала. И что? Она бы и тогда продолжала фехтовать деревянным мечом, да только ее собственный брат отказался участвовать в этих дурацких играх.
— Стало быть, у нее не было обыкновения делать, как ей велят? Она не любила подчиняться?
— Она имела обыкновение поступать, как ей подсказывает сердце.
Интересный довод — особенно для Рима.
— Я пытаюсь понять, что же тут произошло, — объяснил я. — Что за предательство тут случилось.
Она расхохоталась:
— Предательство?
— Я имею в виду нападение на Адрианов вал.
— Я бы не назвала это предательством.
— И как бы ты это назвала?
— Я назвала бы это любовью.
— Любовь?! Но ведь ты сама сказала…
— Ты меня не понял. Все началось еще тогда, в Лондиниуме…
Глава 5
— Римлянка! — пронзительно вопили бродячие торговцы и разносчики, выставляя короба со своим товаром прямо под дождь. — Взгляни сюда! Драгоценности из Британии!
Чтобы не оглохнуть от их душераздирающих криков и заодно укрыться от весенней капели, Валерия опустила на лицо капюшон. Почувствовав себя в некоторой безопасности, она в ужасе и изумлении взирала сверху на крохотную флотилию, устремившуюся к их судну. |