— Твоя госпожа поступила весьма опрометчиво.
— Просто у нее доброе сердце.
— А этот Гальба оказался храбрецом.
— Мне тоже так показалось.
— Показалось?
— Ну, потом у Клодия возникли некоторые подозрения. Например, почему это слон вырвался на свободу как раз в этот момент? Откуда у Гальбы под рукой оказался факел? Очень кстати, ты не находишь? Тогда мы просто отмахнулись, решив, что им движет обычная ревность, но теперь, оглядываясь назад…
— Валерия не пострадала?
— Нет. Перепугалась до смерти, но была спасена — дважды на протяжении двух дней. Не сомневаюсь, что она нашла это приключение чрезвычайно волнующим. Видел бы ты ее тогда — глаза огромные, как плошки, щеки горят огнем, одна прядь выбилась из прически и упала на плечо…
— Весьма соблазнительное зрелище!
— Я бы сказала, даже слишком, — с кислым видом вздохнула Савия. — Гальба бубнил, что у нас нет времени ходить по циркам, даже напомнил солдатам, что Марку, мол, не слишком понравится, узнай он, что его люди глазели на состязания колесниц, пока сам он глаза проглядел, поджидая свою невесту. Один из солдат, Тит, хмыкнул, что он, мол, понимает своего командира. Солдаты загоготали, а я покраснела до ушей. Эти солдафонские шутки просто недопустимы, а уж в присутствии женщин…
— А что Валерия?
— Видишь ли, господин, грубоватое прямодушие этих солдат столь резко отличалось от сальных шуток, которые свойственны римлянам, что она не обиделась. Мне показалось, она сочла это чем-то экзотическим.
— Итак, вы все-таки выехали из города?
— Не сразу. Клодий поднял шум вокруг религии.
— Религии?
— Клодию пришло в голову доказать, что он, мол, тоже солдат — такой же, как они. Мы как раз проезжали мимо храма Митры, закрытого по приказу императора, и кое-кто из солдат принялся ворчать, что это, дескать, богохульство, направленное против бога — защитника солдат. И тогда Клодий громко осведомился у меня, почему последователи Христа никогда не ходят в бани.
— Но почему у тебя?
— Клодию было известно, что я не стесняюсь говорить о вере, которую исповедую. И он знал, что сама я часто принимаю ванну. Но он предпочел притвориться, что не знает, что общественные бани превратились в вертепы, где правит разврат и процветают политические интриги. Он принялся разглагольствовать о том, что, мол, от христианских священников исходит нестерпимое зловоние и это, дескать, всем известно, — но ведь это же чушь, сказала я, просто они не обращают внимания на суету этого мира, потому как живут надеждой на лучшую жизнь, что ждет их после смерти. Тут вмешался Гальба — он напомнил Клодию, что после смерти Юлиана и с приходом Валентиниана христианство превратилось в государственную религию, что позволило Клодию возразить, что Константин-де принял христианство исключительно ради того, чтобы прибрать к рукам золото, хранившееся в языческих храмах и…
— Юпитер-громовержец! Сколько событий, а ведь вы еще даже не выбрались за пределы города! Терпеть не могу разговоры о религии — самая опасная тема, чреватая вечными осложнениями. Император Юлиан сделал попытку вернуть народ к старым богам, но Валентиниан в отличие от него хорошо понимал немалые преимущества, которые несла с собой новая религия. Здесь, в Британии, христиане до сих пор составляли воинствующее меньшинство, но решение принять христианство давало мощный толчок карьере. Беда в том, что и защитники, и противники этой религии сходились в одном — всех их отличала религиозная нетерпимость.
— Но Клодий, которым двигала ревность, все никак не мог угомониться. Он назвал Христа богом нищих и рабов, жалким ничтожеством, который искал мира и в результате окончил свои дни на кресте. |