— А до того ли теперь государю! Венчание на царствие завтра. Сказывают, для этого случаи кафтан из Индийской парчи сшит, а мастерами из Персии бармы царские обновлены.

К обеду мороз стал крепчать, но с крыльца никто не уходил, хотя последние распоряжения были уже сделаны. Людям хотелось быть рядом с государем и знать обо всем, что делается в Кремле.

Через казначея узнали, что из царской казны в палату было отнесено несколько ведер золотых монет. Кто-то сказал, что это для раздачи милостыни, и у Кремлевского двора нищих поприбавилось. Мастерицы резали льняные полотна и заворачивали в лоскуты мелкие монетки, на Конюшенном дворе конюхи готовили лошадей для торжественного выхода: вплетали пестрые ленты в сбруи, украшали коней нарядными попонами.

Оживление в Кремле было до самого вечера, и при Свете факелов челядь сновала по двору то с ведрами, то со свечами, спешила сделать последние приготовления.

Раз у Грановитой палаты появился сам Иван. Он подозвал к себе пса, потрепал его по лоснящейся холке, почесал живот. Могло показаться, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения. Царь зевнул и так же неторопливо вернулся обратно в палаты. Челядь при появлении Ивана застыла и ожила только после того, как он скрылся за дверьми. Если и был здесь кто-то невозмутим, так это стража, которая не дрогнула ни при появлении Ивана, ни при его исчезновении. Стражники казались такими же ленивыми, как пес, который ненадолго выполз из конуры: лень было стряхнуть даже белый иней, который тонкими ниточками садился на их усах.

День перед венчанием на царствие Иван Васильевич решил начать с благодеяний. Вместе с Иерархами он ходил по тюрьмам и жаловал амнистией татей. Даже душегубцам со своих рук давал серебряные гривны на пряники. Караульники стояли по обе стороны от государя и зыркали по углам, готовясь пустить тяжелые бердыши в нерадивого.

Иерархи источали в тюрьмы благовония, и душистый ладан изгонял из тесных скудельниц злых духов, прятавшихся по углам.

Тюремные дворы наполнялись прощенными, и бывшие узники долго не поднимались с колен, провожая юного самодержца.

Трапезничал в этот день Иван Васильевич по-особенному торжественно. Полтораста стольников стояли у праздничных столов перед иерархами и держали на блюдах изысканные лакомства, заморские угощения, готовые в любую минуту подлить в кубки архиереев белое или темное вино. Иван Васильевич ел мало, только едва прикасался к каждому блюду, основательно остановился только на шестой смене, когда подали осетра, запеченного в сметане с яйцами. Царь с аппетитом съел огромный кусок у самой головы, а оставшееся велел разослать боярам. Иерархи ели не спеша, со значением, торопиться еще не время. Венчание состоится только вечером. В Успенском соборе сооружали огромные стулья, на которых сидеть царю и митрополиту.

Иван Васильевич насытился, встал из-за стола, и тотчас вслед за государем поднялись иерархи.

Венчание на царствие происходило в Успенском соборе, который по случаю был особенно торжествен: иконы украшены бархатом и золотом, огромные свечи ярко полыхали, и сам собор казался тесен от многого скопления люда. В первом ряду стояли иерархи и игумены, за ними ближние бояре, затем иноземные послы; у самого входа сгрудились стольники, стряпчие, московские дворяне, а уже за дверьми прочий люд.

Иван Васильевич вошел в храм в сопровождении митрополита. Дьяки несут Животворящий Крест, венец и бармы, следом архиерей ростовский, а затем, поддерживаемый под руки боярами, — Иван. Народ потеснился, пропуская государя, и, когда до стула оставалось несколько саженей, бояре смешались с толпой, и государь с митрополитом остались вдвоем.

Митрополит Макарий ступень за ступенью поднялся на возвышение и, расправив полы рясы, опустился на стул. Государь Иван стоял ниже митрополита на три ступени. Стоял покорно, как послушный сын перед властным отцом или как робкий послушник перед строгим игуменом.