– Все идут танцевать! – пропела девочка-ангел.

Каждая вещь содержит свою противоположность. Стаффордширский монах хрюкнул и сказал:

– Что ж, если мы собираемся идти танцевать, давайте признаемся честно. Те пластинки, которые они ставят, хороши только для лягушатников. Мы под них можем только водить хоровод вокруг майского дерева. Если, конечно, в Советском Союзе есть майское дерево.

– У них есть майские праздники, – вмешалась девочка-ангел. Ее голосок звучал чисто и звонко, как в пасторали.

– …Но больше ни на что они не пригодны. Я вам скажу откровенно, – продолжал бубнить монах, обращаясь теперь к мисс Трэверс, – кое-что в Советском Союзе кажется мне весьма старомодным.

– Мода, – бодро отреагировала мисс Трэверс, – понятие буржуазное.

На лице монаха неожиданно отразилось раздражение и усталость.

– Хорошо, – сказал он, – тогда давайте выпьем, а потом уж пойдем.

Студенты наперебой стали предлагать Полу выпивку. Он согласился на коньяк. Но Пол точно знал, что абсолютно все заключает в себе свою же противоположность. И если он немедленно не отправится в каюту, то очень скоро начнет скандалить. Тем не менее он дал себя вовлечь в веселое шествие и направился вместе со всеми в музыкальный салон. Там танцевали все: священник с монашкой, святой с мучеником, монахи друг с другом. Товарищ Коровкин, вполне довольный жизнью, наигрывал приятную мелодию в стиле двадцатых годов. Пол некоторое время молча таращился на танцоров, потом сказал монаху:

– А я все равно считаю, что это – дурной вкус. – Он указал на «Джека Христа», который увлеченно плясал, осеняя крестом партнера.

Монах ответил:

– Если честно, то я с вами согласен. Все дело в воспитании. Большинство из нас – унитарии. Мой отец, к примеру, был чрезвычайно строг. Но если кто-то начинает, остальным приходится присоединяться. Иначе на тебя начнут показывать пальцами.

– А кто подал идею?

– Тот древний доктор в инвалидном кресле, который все время ездит в Санкт-Петербург. Он будто явился к нам из поэм Киплинга.

– Боже мой!

– А я люблю Киплинга, – заявил монах, – он гениально предвидел конец всего.

– Я имел в виду совсем другое, – прошептал Пол.

– Понятно. Можно сказать, он специально подбил нас на это мероприятие? Просто не ушел из кают-компании, когда мы там заседали. Сказал что у нас кишка тонка пойти на такое. А теперь не явился посмотреть, что мы натворили. Мне кажется, – он понизил голос, – что это очень важный советский агент. Замаскированный. Он здесь за всеми следит. Очень умные люди живут в России.

Глава 4

– Мне бы это понравилось, – сказала Белинда, – я не танцевала уже целую вечность.

Бал безбожников не привиделся Полу в дурном сне.

– Капитан лично, – сказал молодой датчанин за завтраком, отправив в рот большой кусок колбасы, – пришел в два часа ночи и прекратил веселье.

Датчанин активно жевал, умудряясь при этом еще и широко улыбаться. Было отличное солнечное утро, юноша был здоров и бодр, с аппетитом поглощал сытный завтрак, в общем, имелось достаточно поводов, чтобы наслаждаться жизнью. Во время рейса Пол видел капитана всего один или два раза. Это был некто П.Р. Добронравов, мужчина средних лет с восточным разрезом глаз и резко очерченным ртом.

– Нам дали понять, что официальную установку на атеизм, то есть на безбожие, никто не отменял, но тем не менее следует соблюдать приличия, – проявил осведомленность довольный жизнью датчанин.

Пол склонил голову над своей тарелкой с остывшим рисовым пудингом.

– Оказывается, третий помощник капитана Корейша доложил об увиденном им бесстыдстве на мостик.