Невольно мелькнула мысль, что граф решил за мной поухаживать, но его напряжённое лицо и взволнованный взгляд развеяли всякие подозрения. Романцев явно не был склонен флиртовать. Скорее всего, он, как хозяин, беспокоится, придётся ли мне по нраву его летняя обитель, и в случае моего разочарования готов предложить другой дом. Волнение хозяина вполне понятно, я бы тоже постаралась всячески угодить своим гостям.

— Пока предлагаю вам вернуться в мою усадьбу, где вы сможете пообедать и отдохнуть, пока дом приведут в порядок, — предложил Романцев.

Я снова поблагодарила графа за любезность, но на это предложение решила согласиться, отказ мог обидеть радушного хозяина.

Во дворе моё внимание привлекли качели, как ещё одно напоминание о почившей обитательнице этого дома. Я невольно задержалась рядом с качелями, будто по чьей-то неведомой просьбе немного раскачав их. Мне показалось, что я катаю сестру графа. На мгновение я отчётливо увидела её. Мой странный поступок ничуть не смутил графа.

Сон сморил меня очень быстро, наверно, по причине усталости. Среди ночи я проснулась от странного неприятного холода. Мне послышался тихий шорох, поначалу показавшийся сновидением. Окончательно проснувшись, я зажгла свечу, и, поборов волнение, спустилась в гостиную, откуда доносились эти звуки. Когда я вошла в комнату, шорох неожиданно прекратился. В свете свечи мимо меня пробежала мышь, испугавшаяся больше, чем я.

Мне стало смешно. Зачем было спускаться, дабы поглядеть на мышиную возню? Я направилась к двери, но, вдруг, обернулась. В лунном свете, освещавшим стену, лицо девочки на портрете казалось живым. Глубоко вздохнув, я пыталась успокоиться. Друзья верно говорят, что у меня слишком живое воображение… Однако, глядя на портрет, я невольно задумалась: почему умерла эта девочка? Странное поведение хозяина дома и слуг, которые не остаются в доме на ночь, заставили меня погрузиться в размышления. Удивительно, что днём подобные факты остались незамеченными… Вернее, мне хотелось не предавать им значения… Среди ночи эти мысли вдруг снова вернулись, предлагая пугающие догадки… Страх сжимал горло…

Я спешно вернулась в комнату. Со двора донёсся тихий скрип, подбежав к окну, я увидела, как раскачиваются качели… Ни один листок на деревьях не шелохнулся, значит, ветра не было…

Началось мучительное ожидание рассвета… Вдруг почудилось чьё-то холодное могильное дыхание… Нет, это не дуновение ветра — окна моей спальни были закрыты. К своему стыду, я боялась открыть глаза, подобно ребёнку, послушавшему на ночь страшную историю. Иногда мне мерещилось, как из коридора доносится топот маленьких девичьих ножек.

Утром я спросила деревенскую девушку, ставшую кухаркой на время моего пребывания в доме графа:

— Этот дом прославился мрачными событиями?

Услышав мой вопрос, девушка не смогла скрыть удивления. В её глазах будто бы звучал вопрос: "а разве вам ничего не известно?".

— Не знаю, барыня, — наконец, пробормотала она, опустив глаза.

— А кто знает? — не сдавалась я.

— Может, барин знает, — нехотя произнесла кухарка.

Я вышла во двор, который постепенно начал оживать. Слуги из деревни пришли сразу же после рассвета, как обещал граф.

На мои вопросы, что произошло в этом доме, все отвечали одно: "может, барин знает?", при этом испугано осеняя себя крестным знаменем, глядя на дом исподлобья.

Не составило труда заметить, что селяне испугано обходят качели.

Вскоре приехал сам граф Романцев.

— Позвольте узнать факты, которые вы скрыли от меня, — произнесла я учтиво, но настойчиво. — В этом доме есть нечто необъяснимо-пугающее. Ваши люди бояться тут оставаться на ночь…

— Александра Осиповна, я пытался предупредить вас, — ответил граф спокойно.