Ели, пили, жгли костер. Девушки наши охмелели. Мы с Буревоем тоже под газом сидели. Кукша пил сок, рано ему еще. Мелкие давились минералкой, с пузырьками, им было весело. Долго сидели, разговаривали. Говорили как жили, как жить дальше будем, все поздравляли нового родича. Я ответно поздравлял себя с такой замечательной новой семьей. Когда еще поднабрались — местные стали петь что-то грустное и протяжное. Я подвывал со всеми — песнопениями из моего времени тут всех только распугать можно, а слов их песен я не знал. Потом дети уже засыпать начали, Буревой вещал про жизнь свою, все слушали. Я сидел пьяненький, но довольный.

Мне было жаль покинутых родных и друзей, своего времени. Горько было осознавать себя одним на весь мир. Еще вчера, когда я понял куда и «в когда» я попал, я почувствовал себя щенком, которого бросили в воду. Безысходность, потеря ориентиров, вся моя жизнь, казалось, рухнула. Но сейчас я обрел то, чего вчера в этом мире у меня не было. Опору. Точку отсчета. Новый род и новую семью. Я не знал, сколько и чего нам уготовано, но был готов, по крайней мере морально, сделать все, чтобы люди, которые приняли меня к себе жили лучше. И я улыбался.

9. Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — апрель месяц 860 года (8.04–13.04)

Утро после пира по случаю моего вступления в род, было не таким тяжелым, могло бы быть. Экология, наверно, тут получше, да и кислорода побольше. Буревой опять разбудил меня с рассветом. Я привел себя в порядок, и пошел к Буревою, учиться жить и выживать в этом мире и в этом времени. Переночевал я в палатке, благо, было не сильно холодно.

Мы перекусили остатками вчерашнего пиршества, и пошли к сараю, в который вчера сложили принесенные с «плато» вещи. Весь день мы с моим новым старшим братом посвятили инвентаризации моих запасов. Перед этим сбегал к моим солнечным часам, которые мне дети собрали из щепок и веток, прикинул насколько надо часы переводить. Оказалось, в расчетах я не ошибся, примерно пять часов разницы. Выстави местное время на своих наручных часах.

Проще всего было с инструментом. Для Буревоя было понятно его предназначение, хотя он и удивлялся непривычной для него форме лопат, тяпки, грабель. Только коса вызвала недоумение. Она была в разобранном виде, я собрал ее, показал как пользоваться, чуть себе ногу не отрезал. Буревою коса понравилась, сказал, сено хорошо заготавливать. Я поинтересовался, а как там насчет уборки ей злаков — на это Буревой косу забраковал. Мотивировал тем, что осыпаться зерно сильно будет, серп лучше. Но серпы, железные, даны забрали еще по осени, поэтому будем собирать руками. Надо было что-то придумать. Решили отложить создание орудий для уборки урожая на потом. Деду понравились гвозди — их отец Вадима четыре больших пластиковых ведра сунул в мешок, все разного размера. Буревой спросил, насколько много у нас в мире железа, если его даже на лопаты пускают. Я попытался описать миллион тон стали — Буревой натурально охренел. А вот перчатки рабочие, которых целая упаковка была Буревой одобрил, нечего руки сбивать.