С этим кусочком я пошел на улицу, к деду. Тот сидел у костра.

— Буревой, с одеждой действительно засада, мы скоро тут и без всякой формы будем с голой задницей ходить.

— Да сдюжим — пожал плечами дед, — бабы коноплю соберу по осени, да за лето что сделают. А там и крапива опять пойдет.

— Ты видел, КАК они там работают? Я тебе по своему опыту скажу, при такой работе они ослепнут, причем очень скоро.

— Да, бывает и так. Редко кто с острым зрением из баб остается, моя Крижана к сорока летам тоже плохо видеть стала… — дед чуть сгорбился, вспоминая любимую супругу.

— Вот что, я бросаю сейчас все свои придумки, и стану делать так, чтобы труд их легче и производительней, ну, за то же время больше ткани давал.

— А с Перуновой силой как? — этот вопрос дед задавал мне постоянно, ждал от меня не только хозяйственного подтверждения моих успехов, но и мистического, так сказать.

Я с этой Перуновой силой, с приручением молнии, уже сто раз пожалел, что подписался на такое. Казалось бы, что стоит построить громоотвод, и забрать заряд в землю? Но для деда реального результата не будет. Подумаешь, поглотила земля молнию, эка невидаль! Да такое постоянно тут происходит, то дерево заполыхает, то в озеро молния ударит. Ему вынь да полож результат, которые можно руками пощупать, а не костер на поляне от моего громоотвода. Поэтому я хотел сделать воздушного змея, поднять его во время грозу, в веревку, которой его удерживают добавить проводник, и сделать металлический наконечник. Молния ударит в самый высокий объект, то есть змей должен сильно подняться над озером, на берегу планировал пускать. Проводник от такого напряжения конечно испарится, однако, испарившись, создаст ионизированный канал в атмосфере, через который электричество уйдет в песок, я электричество из курса физики хорошо помнил. В песке образуется сплавленный кусок стекла. Он и должен стать материальным подтверждением приручения Перуновой силы.

Затея, на первый взгляд, простая. Но опять все уперлось в материалы. Провод использовать — слишком тяжелый змей и веревка получится, еще и непрочные, не поднимутся высоко. На змей пробовал клееные листья, местную ткань, прутики — тоже тяжелый выходил, да еще и намокал безбожно во время дождя. Замкнутый круг.

— Вот что, брательник мой названый, я баб тогда тоже привлеку для приручения этой силы, ты на то добро свое дай. Приручим — дашь тканью заняться, — я поднялся от костра, — проволоки мне надо, медной или алюминиевой, металл такой у нас был, легкий и прочный.

— Баб привлечь можешь, на то тебе мое старшее в роду слово. А как приручишь — я тебе дам свободу самому решать, чем и как заниматься, — дед тоже встал, — не думай, что не вижу пользы от твоих задумок, но подтверждение того, что боги разрешат уклад старый рушить, да новый строить, тоже надо. И не только мне. Бабы, вон, от твоих словечек до сих пор пугаются, да на станок твой и плуг поглядывают — нет ли тут чего от Мораны. Покажешь силу Перунову, сможешь ее взять — быстрее дело пойдет.

— Ну, значит так тому и быть. Пойду к Зоряне…

И я отправился в дом, где продолжалась добровольная пытка наших девушек местными текстильными технологиями.

Провода принесли с «плато», метров двадцать нашли, в стороне валялся. Его, видать, концом пятна срезало. Провод был алюминиевый, я целый день по «плато» бродил, пока его нашел. С проводом пришел вечером на женсовет. Серьезно, с нажимом, во всех красках описал, как они к сорока годам станут слепыми сгорбленными старухами с такой работой. И решение деда о помощи мне в приручении молнии. Барышни молчали, думали про себя, изредка задавали вопросы. Подумать я им времени дал до вечера.