И из-за чего бьются, враждуют и страдают эти белые?

Из-за кусочков желтого, ни к чему не пригодного металла? Странно, непостижимо для вождя…

И те самые люди, которых он знал и уважал, из которых одного он считал героем, достойным вечно охотиться в прериях Великого Духа, — как они сразу изменились, едва он повел их за этим проклятым золотом! Даже он, его брат, и тот изменил свое поведение достойного мужа при мысли о золоте!

И теперь среди величественной красоты ночи краснокожий вождь, не меняя своего положения, устремил взгляд на своего друга. О чем он думает?.. О своей семье, родных полях?.. Да, ему нужно золото, и, нарушая заветы своих предков-вождей, Виннету не делает ничего позорного… Но зачем же эти белые так устроили свою жизнь, что она ничего не стоит для того, кто не обладает этим презренным металлом, женской игрушкой!

Вождь вздохнул.

Как ни тих был вздох Виннету, он заставил охотника обернуться.

Виннету встал и подошел к нему.

— Пусть мой брат ляжет, — проговорил он на языке апачей, — его час прошел.

— Я чувствую близость человека, — тихо сказал охотник.

Виннету не удивился столь странным словам: у человека пустыни, привыкшего к вечному уединению, развиваются странные способности — он действительно может чувствовать происходящее, не видя и не слыша ничего. С особой отчетливостью он ощущает приближение чужого человека, пусть тот и находится очень далеко. Ночью же эта способность проявляется с еще большей силой.

Не ответив ни слова, вождь замер в той же позе, что и охотник, как бы стараясь проникнуть в мертвую предрассветную тишину и уловить никому не слышные звуки.

Прошло минуты три.

— Мой брат прав, — прошептал Виннету. — Кто-то есть в пустыне.

Он вернулся к костру и дотронулся до плеча спавшего Дэви. Охотник тотчас же вскочил на ноги.

— Пусть мой брат смотрит хорошенько! — проговорил вождь.

Сам он вернулся к Разящей Руке, и оба они неслышно скрылись в прерии.

На смену черноте ночи пришли предрассветные сумерки. Звезды побледнели. Красноватые, мерцающие полосы протянулись на восток. В этом дрожащем и призрачном полусвете все предметы приняли обманчивые, странные очертания.

Разящая Рука и Виннету быстро и бесшумно продвигались вперед, руководствуясь своим чутьем. Изредка, как бы замирая, они приостанавливались на секунду.

— Близко, — прошептал вождь.

Разящая Рука молча сделал знак своему другу. Тот отделился от него и пошел вправо. Выждав минуту, охотник пошел вперед, держа наготове свой страшный карабин.

— Не понимаю, — пробормотал он, пройдя несколько шагов, и остановился.

Теперь, несмотря на утренние сумерки, он ясно видел следы человека. Впрочем, следы эти были так заметны, что мимо них не прошел бы и менее опытный человек.

Было очевидно, что их оставил человек, совсем не знакомый с условиями, всеми соблюдаемыми в пустынях Запада. Ни один охотник, а тем более индеец, не решился бы так беспечно указывать всякому желающему путь, по которому он прошел. Именно это обстоятельство и привело в недоумение Разящую Руку.

— Новичок, — решил он, вглядываясь в следы, — положительно новичок… Во всяком случае, он где-то близко! — проговорил он через минуту.

Его проницательный взгляд тотчас отметил шагах в двустах, под уединенным деревом, фигуру спящего человека. Одновременно он различил и приближающегося с другой стороны вождя апачей.

Через минуту оба они стояли перед закутанным в одеяло человеком.

Возле него лежал красивый штуцер, но достать его одним движением руки было бы трудно в случае внезапной тревоги.

— Лошадь там! — прошептал индеец, показывая на восток.