Послышался конский топот, и через несколько секунд перед юношей стоял чудесный арабский конь белоснежной масти.
— Как до сих пор не украли у вас эту чудную лошадь? — удивился Разящая Рука.
— О, сэр, Блекки никому не дается, кроме меня, — отвечал юноша, лаская животное и проворно накладывая седло, — он загрызет всякого, кто только осмелится до него дотронуться. Уверяю вас, что он разбудил бы меня, если бы вы подошли ко мне с дурными намерениями.
Виннету кивнул головой.
— Он заметил меня, когда я подходил, — сказал он, — умная лошадь все время следила за мной. Она понимает, какой человек злой, а какой нет…
— Скажите, Вильям, — спросил Разящая Рука, — что это у вас за инструменты?
С этими словами он указал на кожаные пакеты, которые Кребс прикреплял к седлу.
— Здесь, сэр Олд, мотыги, лопата, топор и прибор для промывки золота.
— Где же мой сын думает копать золото? — спросил Виннету.
— На Бобровой реке.
Олд и Виннету снова обменялись несколькими фразами на апачском языке, после чего охотник сказал, качая головой:
— Ну, во всяком случае, я бы не советовал вам говорить об этом каждому встречному: это может привести вас к дурным последствиям.
— О, сэр, я очень хорошо чувствую людей. Кроме того, ваши имена уже знакомы — вдали от этих мест их произносили с уважением. Я от души рад этой встрече.
— Мой сын сказал хорошо! — одобрил Виннету.
— Идемте же, — предложил Олд.
Солнце уже поднялось над горизонтом. Дальние горные цепи курились в прозрачной дымке. Прерия ожила. Мириады насекомых оглашали ее разнообразным стрекотанием, а сверху неслись всевозможные звуки, издаваемые представителями пернатого царства.
Вдали, около горевшего костра, на котором варился кофе, виднелась группа охотников.
Появление нового спутника вызвало немалое удивление, но по обычаю никто не задавал никаких вопросов.
Разящая Рука назвал своих товарищей по именам, или, скорее, прозвищам, приобретенным ими во время жизни в прериях, и представил им юного золотоискателя.
— С каким удовольствием я выпью кофе! — воскликнул Вильям.
— Разве вам давно не приходилось его пить? — поинтересовался Бауман.
— Мне не советовали раскладывать костер, — отвечал Кребс, — чтобы не привлекать чьего-либо внимания, поэтому и кофе приходилось пить очень редко.
Виннету, несмотря на свое обычное самообладание, с трудом скрывал любопытство, которое вселял в него новый компаньон предприятия, и внимательно следил за ним во время завтрака.
Разящая Рука один из всех прекрасно понимал, чем вызвано любопытство апачского вождя. Ему самому чрезвычайно хотелось узнать, откуда Вильяму Кребсу известна тайна апачского вождя. Несомненно, что Вильям Кребс знает о золотых россыпях Бобровой реки, что, как он и сам говорил, являлось целью его путешествия.
Но если тайна известна Кребсу, значит она могла быть известна и другим людям?!
Выяснить этот чрезвычайно важный вопрос, по мнению Олда, было необходимо: в городах западных штатов всегда полно всевозможных авантюристов, не брезгующих никакими средствами для наживы. Если молодой человек говорил о своем предприятии, если, собираясь в экспедицию, он не проявил должной осторожности, — надо ожидать, что по его следам идет шайка отчаянных негодяев. Подобная встреча гораздо опаснее, чем возможность столкновения с индейцами: авантюристы лучше вооружены, отважнее их и, главное, неразборчивы в средствах…
Весьма понятно, почему подобная шайка, знающая о цели поездки молодого человека, не только не нападала на него до сих пор, но даже и охраняла его: если бы Вильям Кребс погиб, вместе с ним погибла бы и его тайна! Этим в глазах Разящей Руки объяснилось и то загадочное обстоятельство, что с неопытным и беспечным человеком до сих пор не случилось никакого несчастия, — он был под бдительным надзором. |