— Всякое было…, знаешь, когда приходят плохие времена, все обостряется, а хороших времен я почти не помню. Уйдя из селения, долгие годы я жил в лесу один, там было очень спокойно и красиво, похоже на сон. Те леса намного южнее, у подножия Синих гор. Тогда были другие времена, люди меня не трогали, и я даже общался с одним из них, с юношей, но потом он стал старцем… Затем прошла война, ты наверное знаешь — война между двумя герцогствами, северным и южным, кто победил непонятно, но к власти на юге пришел — его светлость Ньюри Феран, если я точно помню имя этого мерзавца. Он начал с истребления еретиков и нелюдей, которые так ненавистны их Богу, тогда для меня начались странствия… Как я могу любить их веру? Но может и к лучшему, что я оттуда ушел, тогда было очень жалко, но сейчас я думаю, что жизнь там постепенно перешла бы в смерть, я бы даже не заметил разницы. Хотя, кто знает, что для нас лучше…

Он смотрел куда-то вдаль, мимо Риана, сквозь стену землянки, за пределы времени и мира. Перед его внутренним взором снова проплывали картины той жизни, их было много, только счастливых среди них не было, но он не жалел ни о чем. Уже не жалел. Наконец Гилд стряхнул оцепенение и спросил, стараясь скрыть острое любопытство при взгляде на Риановы чудесные мечи.

— А где жил ты и с кем воевал? У тебя дивные мечи. Прости, если я спрошу лишнее, но что связывает тебя с замками людей?

Узкая длинная ладонь легла на рукоять, словно оружие стало продолжением руки. Такому нельзя научиться за пару лет, только с раннего детства, когда в крошечную еще младенческую ручонку вкладывают маленький деревянный мечик.

— Кузнецом и воином был мой отец, и я, сколько помню себя, жил по воинским законам. Сначала я служил нашим Владыкам, начинал простым ратником, а потом командовал большими отрядами. А потом, когда наш народ ослаб и исчез из этого мира, я встал под знамена людских королей.

— Но зачем, что вынудило тебя идти служить людям?

— Тяжело отказаться от смысла всей жизни, и трудно быстро понять, что интересы людей чужды нам, или даже вовсе непонятны. Я, например, понял это не сразу.

Риан закашлялся, немного смутился и пояснил.

— Я ни с кем не разговаривал всю зиму. Даже собственным голосом перестаешь владеть, если им не пользоваться так долго. — Он медленно и с усилием улыбнулся. — Голос это не оружие, а мечами я пользоваться не разучился. Надо полагать, что и за Черту я уйду во всеоружии. — А герцога Ньюри Ферана я знаю хорошо. Практически на своей шкуре.

Имя владетеля альв скорее выплюнул, чем сказал, такое отвращение было написано у него на лице.

— Когда воюешь в людской войне, то самое главное вовремя сбежать, независимо от того, кто победит. Нелюдю достанется прежде всех остальных.

— И ты сбежал?

— Я не успел этого сделать…

Его передернуло, как от резкого порыва ледяного ветра. Светлые глаза загорелись как бы изнутри лютой ненавистью и презрением.

— С людскими замками я знаком в основном с точки зрения узника, и очарования ими от этого не прибавляется. — Довольно ядовито молвил он.

Смотреть в этот миг на лесного отшельника было страшно. Хищный взгляд, нервное подрагивание ноздрей, плотно сжатые губы.

… звон кандалов, темнота, разрываемая коптящим светом факела, озверевшая толпа, вопящая от вида крови и муки, вонь и смрад. Охота на разумную тварь только началась. Кровь во рту, порванный рот, хруст костей. Они не ведают, с кем связались, они жаждут превратить свою жертву в безумное животное, и у них получается… почти…

Душа сородича была в этот миг раскрыта, и Гилд скорее почувствовал, чем увидел картины того безумия, тех мук. Леденящий ужас, боль, безысходность, страх и отчаянный гнев… Он готов был броситься к родичу, защитить от того, что тот пережил, защитить от его собственных мыслей.