|
Прокудить — шалить, проказничать Прокудить девство— лишиться целомудрия. ). Так—то, сударыня моя, так—то, Дарья Сергевна. — Ну уж этого никогда не будет,— вспыхнула Дарья Сергевна.— Да и Марко Данилыч пальцем тронуть ее не позволит. — И тем погубит свое рождение. Беспременно погубит,— возвысив голос, горячо заговорила мастерица.— Сказано: "Наказуй дети в юности, да покоят тя на старости, аще же дети согрешат отцовским небрежением, ему о тех гресех ответ дати". Скажи ты это от меня Марку Данилычу... Опосле, как вырастет Дуня да согрешит, будет ему от бога грех, а от людей укор и посмех. Так—то, сударыня... Намедни, как была я у вас, поглядела на Дунюшку, и поболела сердцем, ох, каково горько поболела... Девочка махонькая, а по всем горницам бегает, по стульям скачет, да еще, прости господи, мирски песня поет... Тут бы сейчас дубцом ее, а тятенька смеется, хохочет, да и ты тоже, сударыня... Хорошо ль это?.. Что про это сказано? "Воспитай детище с прещением и не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши, в велице поболиши, скорбя" ("Домострой", XVII.). А Василий—то Великий, что юношам и отроковицам заповедал?.. А?.. Не знаешь разве, сударыня?.. "Бесстрастие телесное имети, ступание кротко, глас умерен, слово благочинно, пищу и питие немятежно"; а она у вас намедни за обедом кричит, шумит, даже, прости господи, мирску песню запела... А отец—от ровно и не слышит, а тебе ровно и дела нет... Что дальше Василий—от Великий гласит?.. При старейших молчание, премудрейшим послушание... А я намедни стала было ее уговаривать маленько с пристрастием, про турлы—мурлы молвила ей, а она мне язык высунула... благочинно ли это, по писанию ли?.. Отроковице, по Василию Великому, "не дерзкой быти на смех", а она у вас только и дела, что гогочет, "стыдением украшатися" надобно, а она язык мне высунула, долу зрение имети подобает, а она, ровно коза, лупит глаза во все стороны... Хорошее ли это дело, совместимо ли с законом святоотеческим?.. Сама, сударыня, посуди! Девица ты не глупая, скажи по чистой совести: хорошо ли такую волю отроковице давать? — По—моему, вреда тут нет,— молвила Дарья Сергевна.— Ребенок еще, пущай ее порезвится... — Нет, мать моя! — возразила Анисья Терентьевна.— Послушала бы ты, что в людях—то говорят про твое обучение да про то, как учишь ты свою ученицу... Уши вянут, сударыня. Вот что. — Мало ли что люди говорят,— молвила Дарья Сергевна,— всех людских речей не переслушаешь. — Что тут люди! Не люди, а я тебе говорю,— вспыхнула Анисья Терентьевна.— Я, матушка, слава тебе господи, не одну сотню ребят переобучила. Знаю это дело вдосталь... Насчет чего другого — так, а уже насчет учьбы со мной, сударыня, не спорь. Может, верст ста на полтора кругом супротив меня другой мастерицы нет. Не в похвальбу скажу, сколько ребятенок грамоте ни обучила, мужеска пола н женска, все до единого в древлем благочестии крепко пребывают, свято хранят отеческие предания... А вы, сударыня, со своим Марком Данилычем неповинную от бога отводите, с бесом же на пагубу приводите. Да!.. Нечего, сударыня, лицо—то косить — не бойсь, не испугаюсь, всю правду—матку выложу тебе, как на ладонке... Губите вы, сударыня, со своим Марком Данилычем отроковицу непорочну, губите!.. Да—с!. |
