|
Другая на месте Макрины тотчас бы возрадовалась, но ловкая уставщица бровью даже не повела. Напротив, приняла озабоченный вид и медленно, покачивая головой, промолвила: — Не знаю, что сказать вам на это, Марко Данилыч, не знаю, как вам посоветовать. Дело такое, что надо об нем подумать, да и подумать. А Дарья Сергевна, хоть и радехонька речам Марка Данилыча, но хмурится, будто ей неприятную весть сказал он. Не молвила ни единого слова. — Чего тут раздумывать?.— нетерпеливо вскликнул Марко Данилыч.— Сама же ты, матушка, не раз говорила, что у вас девичья учьба идет по—хорошему... А у меня только и заботы, чтобы Дуня, как вырастет, была б не хуже людей... Нет, уж ты, матушка, речами у меня не отлынивай, а лучше посоветуй со мной. — Ничего не могу я тут вам советовать, Марко Данилыч, никакого без матушки Манефы ответа дать не могу,— смиренно, покорным голосом отвечала Макрина. — Такого родителя дочку принять не безделица!.. Конечно, если б это дело сбылось, матушка Манефа Дунюшку поближе бы к келье своей поместила, в своей бы "стае". Да теперь вряд ли там возможно поместить ее... Чапурина Патапа Максимыча не изволите ль знать?.. Братец матушке—то нашей по плоти: двух дочерей отдал к ней да третью дочку не родную, а богоданную; сиротку он одну воспитывает. Четвертая с ними живет матушкина воспитанница, тоже сирота безродная... Вот четыре, пятая с ними живет головщица. А горниц—то всего три и то не великие... Из этакого дома Дунюшке—то и тесненько покажется у нас — скучать бы не стала. Опять же не одну ее в обитель привезете, кто—нибудь тоже будет при ней... — Ну вот этого я уж и не знаю, как сделать... И придумать не могу, кого отпустить с ней. Черных работниц хоть две, хоть три предоставлю, а чтоб в горницах при Дунюшке жить — нет у меня таковой на примете. — Работниц нам не надо, Марко Данилыч, в обители своих трудниц довольно. Дунюшке все они сготовят: и помыть, и пошить, и поштопать, и новое платьице могут сшить, даже башмачки, пожалуй, справят,— сказала Макрина. — Ну это ладно, хорошо,— молвил Марко Данилыч.— А где ж такую взять, чтоб завсегда при ней была, безотлучно смотрела бы за ней? — А я—то на что? — вступилась Дарья Сергевна, вскинув глазами на Смолокурова.— Я с Дуняшей поеду. — Как? — удивился и с досадой промолвил Марко Данилыч.— А дом—от как же?.. Хозяйство—то?.. Дом—от тогда на кого я покину? — Марко Данилыч,— пристально глядя на него, сказала Дарья Сергевна.— Разве вам не известно, что живу я у вас не ради хозяйства, а для Дунюшки?.. Клятву дала я Оленушке Петровне, на смертном одре ее, обещалась ей заместо матери Дунюшке быть — и то обещанье, перед творцом создателем данное, сколько господь мочи дает, исполняю... А насчет вашего хозяйства покойница мне ничего не говорила, и я слова ей в том не давала... При Дунюшке до ее возраста останусь, где б она ни жила,— конечно, ежели это вашей родительской воле будет угодно,— а отвезете ее, в дому у вас я на один день не останусь. Повисла слеза на реснице у Марка Данилыча, когда вспомнилась ему женина кончина. Грустно покачал он головою и с легким укором промолвил: — А не просила разве она вас, умираючи, чтоб и меня не оставили вы своим советом да заботами?. |
