|
Он позамешкал немного, убирая лошадей. Василий Борисыч в это время успел уж скинуть шубу и залез в теплое местечко на полати. — Деревня Поромово, милый человек, деревня Поромово,— отвечал старик хозяин. — А далеко ль от вас будет Осиповка? — спросил удивленный Никифор. — Да как тебе сказать, не то пять, не то шесть верст — близехонько. — Проплутали же мы! — молвил Никифор Захарыч.— Я думал, что мы верст пятнадцать отъехали, а всего—то пять проплутали. Да и попали не в ту сторону, куда надобно. — А в кое место путь держите? — спросил старик. — В Красну Рамень,— отвечал Никифор. — И впрямь, заехали не по дороге, не по дороге,— молвил старик.— Да что за мудрость сбиться путем в такую вьюгу. Ведь свету божьего не видно. Долго ли тут до беды!.. Запасливый Никифор Захарыч захватил из Осиповки небольшой самоварчик. Надрогшись от стужи, захотел он чайку испить. Василий Борисыч тоже был не прочь от чая. Никифор принес из саней самовар и погребец с посудой, а хозяин кликнул в сени: — Наталья, подь—ка сюда! Немного повременя, вошла в избу молодая девушка, как видно сильная и работящая, но лицо у ней было истощенное, ровно изношенное, бледное, веки красные, глаза масленые, нахальные, бесстыжие, с первого взгляда видно было, что пожила она и потешилась. — Поставь гостям самоварчик. А что, Параньки все еще нет? — Еще не приходила,— молвила Наталья. — Опять на всю ночь загуляла,— сказал старик.— Ну, а ты ставь самовар—от. И Наталья скорым делом принялась за самовар. — Из Осиповки едете, честные господа, аль подале откуда?— сидя на передней скамье, спросил хозяин у Никифора, тоже залезшего на полати поразогреть себя после такой вьюги. — Из Осиповки,— ответил тот. Не от Патапа ли Максимыча едете!— опять спросил старик. От него от самого,— ответил Никифор.— В Красну Рамень на мельницы послал нас. — Довольно известны про Патапа Максимыча,— сказал старик.— Оно и дело—то соседское и близехонько от него живем. Опять же в красные дни мои много я милостей от него видал. — А как звать—то тебя, старина? — очнувшись от дремоты, спросил Василий Борисыч. — Трифон Михайлыч буду, по прозванию Лохматый,— молвил старик. Всем телом дрогнул Никифор Захарыч. Вот куда занесла его вьюга, к отцу ненавистного Алешки. Никогда не мог он простить ему Настиной смерти. Никифор все знал, а чего не знал, о том давно догадался. Замолчал он, не говорит ни слова и Василий Борисыч. Между тем Наталья поставила самовар на стол, поставила умелой рукой и расставила вынутую из погребца посуду. Видно было, что в прежнее время не жила она в таких недостатках, какие теперь довелось ей испытывать. Слезли с полатей Никифор Захарыч и Василий Борисыч и, усевшись на скамье, предложили чай—сахар и хозяину и ставившей самовар Наталье. |
