Подвижны настолько, что иногда кажется, будто избегает задерживать свой взгляд на чем-то одном и слушает не ушами, а именно глазами.
Чуть даже слишком живая мимика на его лице может за одну минуту изобразить все человеческие страсти, не говоря уже об эмоциях. Это у святого на иконе лик спокоен, неподвижен, словно не от мира сего Он же, по его собственным словам, человек приземленный, от сохи. Во время разговора, например, возьмет да зевнет вдруг. Правда, обычно прикрывает рот рукой, как бы давая понять - хорошо бы и передохнуть маленько.
Наверное, лоб Максимыча рожден, чтоб творить на нем крестное знамение. Прямой, открытый, высокий, квадратный, с впадиной посередине и морщинами-птичками. Однако вряд ли он когда-нибудь крестится, да и потребности в этом не испытывает, отшучиваясь: "Ребята, я присягал другому знамени."
Нос его напоминает ну просто клюв царственного орла, причем с такой сакральной значимостью, что одно время не обходилось даже без шуток сослуживцев, называвших его "косвенным свидетельством идеологической нестабильности". Впрочем, все подобные намеки на демонические знаки он и сейчас воспринимает спокойно, "с поправкой на идиота".
Шутить Максимыч и сам любит. Пошутив же, улыбается, сверкая игривыми глазами китайского мандарина. Ни чванства, ни надменности за ним не числится. По его убеждению, всё это если и вписывается органично в натуру, только не в русскую. То есть чванства и надменности в ней может быть даже с избытком, но не смотреться, как смотрится, к примеру, у англичанина.
Мы не ошибемся, наделив его генеральским званием. На работе он действительно ходил в лампасах красных, кои получил не волею удачно сложившейся карьеры только, а пройдя все полагающиеся ступени опыта, знаний и служебного роста. В общем, приспособлядством не страдал и научился мгновенно улавливать настроение подчиненных, особенно когда у них что-то не ладится на работе или дома. Умел ли он читать глаза своих начальников, мне не ведомо, хотя можно предположить, что благодаря и этой способности быстро реагировать на начальственные предписания на пенсию его не торопили.
Где именно генерал служил, спросите? В каких войсках? Был бы человек хороший, а свято место для него всегда найдется, в том числе и в "теневых". Большего сказать я, к сожалению не могу, но знаю, что привилегий у него все же чуток побольше, чем у монахов - кармелитов...
- Ядрены корень! - бросил себя Максимыч на новый участок прорыва в схватке с незримым противником. - Да в чем же эта мистика нашей загадочной русской души? Говорят, в терпении. Да не в терпении, а в терпеливом подчинении нашем сильным мира сего и одновременно в готовности послать их всех к чертовой матери.
- Вот и я говорю, есть ли у меня право требовать от других высокой морали, - риторически поддержал Алексей. - Обладай я возможностью воскресить любого из моих родителей, то откровенно поостерегусь это делать, чтобы их просто не расстраивать тем, что они могут увидеть.
- И действительно, живем как в блажнице, - пробурчал генерал. Отупляем себя лотереями беспроигрышными, финансовыми пирамидами, идиотскими телесериалами для полудурков. Мужи наши государственные пытаются родить хоть какую-нибудь стоящую большую захватывающую идею, а мы, блаженные, затаились и все ждем от них откровений. Тут ещё разные "эдички" присоединяются после длительной отсидки за границей. Помахивают прохиндеи сразу двумя паспортами, подзуживают идти на баррикады в бой последний и решительный, изображая из себя комиссаров во главе отряда разбушевавшихся матросов.
- Что ты думаешь, сделают себе рекламу и слиняют, чуть порохом запахнет, на свою вторую родину.
- Есть и такие, кто везде успевает, - продолжал наступление Максимыч, для жару подбрасывая поленья в камин. - Возьми нашего утомленного кинопремиями и нареченного в честь незабвенного Хрущева. Нечего придумывать что-то новое для России, призывает он, просто нынешним правителям нужно дать почувствовать себя правопреемниками "самодержавия, православия и народности". |