Но когда я съехала с автострады на дорогу, ведущую к дому Анны, ливень прекратился, а духота, напитавшись влагой, несколько ослабла. Воздух за окошком благоухал зеленью. Я вылезла из такси. По‑видимому, Пол услышал звук мотора, потому что дверь открылась раньше, чем я успела поднять руку к звонку.

Кивком он пригласил меня войти и, приложив палец к губам, указал наверх. На втором этаже дверь в комнату Лили была приоткрыта. Я кивнула, и мы тихонько проследовали в кухню. Первым делом – вещи наипервейшие. Из холодильника я извлекла мою неизменную лондонскую бутылку водки (в каждой гавани своя посудина) и налила нам обоим выпить. Пол отказался, что заставило меня пристальнее в него вглядеться. Когда‑то он был таким сногсшибательным мужиком, что все на него оборачивались, но сейчас он выглядел не лучшим образом. Лицо его осунулось и приобрело какой‑то землистый оттенок – Кристофер Уокен, в очередной раз играющий психа, – а глаза слегка покраснели. Похоже, он провел бессонную ночь. Но в любовных утехах или в тревоге – с Полом в этом вопросе определенности быть не могло.

– Все еще никаких известий?

– Ни единого слова.

– А что ты сказал Лили?

– Что она опоздала на самолет и прилетит, когда сумеет сесть на другой.

– И она поверила тебе? Он пожал плечами:

– Чего ж тут неправдоподобного? По какой другой причине мама может не вернуться, если сказала, что вернется?

Он сел за стол и на секунду прикрыл глаза, надавив на веки двумя пальцами – большим и средним. Нет, подумала я, на этот раз секс тут ни при чем.

– И ты все время здесь? Он покачал головой.

– Патриция, нянька, позвонила мне утром. Я и так почти каждую пятницу провожу с Лили, а тут еще Патриция собиралась на субботу‑воскресенье в Ирландию на свадьбу племянницы и, видимо, разволновалась, что Анны нет.

– Когда точно она должна была вернуться?

– Вчера вечером.

– Ты звонил в аэропорт? Он пожал плечами.

– Все рейсы из Флоренции состоялись. Задержек не было. Отмененных рейсов – также. А списков пассажиров они не выдают.

– Из Флоренции?

– Ага. Она туда уехала.

– Что ей там делать? Он пожал плечами.

– Спроси что‑нибудь полегче. В последний раз я говорил с ней на той неделе. Она ни слова не сказала о том, что уезжает. По всей вероятности, она и Патрицию попросила побыть с ребенком лишь за два дня до отъезда. Патриция считает, что отправилась она по служебным делам, но сегодня утром я позвонил в ее газету, и начальница Анны сказала, что она совершенно не в курсе, как и все прочие. – Он помолчал. – Я подумал, может быть, она что‑то сказала тебе.

Нет, не сказала. Водка у меня в пищеводе из ледяной вдруг превратилась в горячую. Надо налить еще. Я старалась припомнить наш последний телефонный разговор две – нет, три! – недели назад. Анна была занята какой‑то своей статьей, какой – она не сказала. Голос ее мне показался каким‑то... ну, рассеянным, что ли, но я приписала это работе. Она всегда излишне отдается работе. В отличие от лучшей своей подруги. Ну а Флоренция? Если это возникло заранее, она непременно поделилась бы со мной. Это уж точно. Хотя в ее жизни Флоренция существовала и до нашей встречи, я об этой поездке знала все. У каждого из нас имеется история о том, как было тебе восемнадцать лет, и о городе, где ты стала окончательно взрослой или по крайней мере взрослой в твоих собственных глазах. Она не возвращалась туда много лет. Если б ей захотелось вновь очутиться во Флоренции, мне бы она это сказала.

– А телефона, по которому с ней можно связаться, она не оставила?

– Какой‑то оставила, но Патриция боится, что она неверно его записала.