Открывается дверь, и входит Марк. Я не могла удержаться и рассмеялась ему в лицо. Он выпал на измену, потому что мы все расхохотались над ним, удолбанные на всю голову. Может, это просто травка так подействовала, но он казался таким странным: мужики вообще выглядят очень странно – эти смешные, плоские тела и стрёмные головы. Как сказала Джейн, это уродливые существа, которые носят свои органы размножения снаружи. Бедненькие!

– Привет, цыпка! – кричит Эли, передразнивая того работягу.

– Да ну их в жопу! – смеётся Вероника.

– Я выебала его, бля. Неплохо поеблись, на хуй, я вам скажу. Типа как бочком, на хуй, сука! – говорю я, показывая на него и подражая голосу Бегби. Мы с Эли вдоволь настебались над Фрэнком Бегби, мечтой каждой женщины (в кавычках, конечно).

Бедняга Марк не обиделся, надо отдать ему должное. Только покачал головой и замеялся:

– Наверно, я не вовремя. Я звякну тебе завтра утром, – говорит он мне.

– Ой… Марк, бедненький… это всё бабская трепотня… понимаешь… – говорит Эли с виноватым видом. Я громко хохочу над тем, что она сказала.

– Чего‑чего, бабская мотня? – спрашиваю. Мы снова угораем со смеху. Мне с Эли надо было родиться мужиками – нам везде секс мерещится. Особенно, когда накуримся.

– Ну ладно, пока, – он разворачивается и уходит, подмигнув мне на прощанье.

– Некоторые из них ещё ничего, – говорит Джейн, когда мы успокаиваемся.

– Ага, когда они в меньшинстве, блин, то ещё ничего, – говорю я, удивляясь, откуда у меня в голосе появилось раздражение, а потом решаю ничему не удивляться.

Неуловимый мистер Хант

Келли работает за стойкой пивной в Саут‑сайде. Она очень занята – это популярное заведение. В эту субботу, когда Рентон, Картошка и Гев пришли сюда побухать, особенно много народу.

Стоя у телефона другой пивной, через дорогу, в бар звонит Дохлый.

– Я сейчас, Марк, – говорит Келли Рентону, подошедшему к стойке, чтобы заказать выпивку. Она снимает трубку: – Бар «Рузерфорд», – произносит она нараспев.

– Привет, – говорит Дохлый, изменяя свой голос на манер коммерческого училища Малькольма Рифкинда. – Марк Хант в баре?

– Здесь есть Марк Рентон, – отвечает Келли. Дохлому на секунду показалось, что его раскусили. Но он продолжает:

– Нет, я ищу Марка Ханта, – подчёркивает сочный голос.

– МАРК ХАНТ! – кричит Келли на весь бар. Посетители, почти сплошь мужчины, оборачиваются на неё: их лица расплываются в улыбках. – КТО‑НИБУДЬ ВИДЕЛ МАРКА ХАНТА? – Несколько парней у стойки начинают громко гоготать.

– Не‑а, а хотелось бы! – говорит один из них.

Келли не врубается. Смущённая их реакцией, она говорит:

– Этот парень в телефоне спрашивает Марка Ханта… – её голос падает, глаза расширяются, и она закрывает рот рукой: наконец‑то до неё дошло.

– И не он один, – улыбается Рентон, когда Дохлый заходит в бар.

Им приходится буквально поддерживать друг друга, чтобы не повалиться на пол со смеху.

Келли выливает на них содержимое полупустого графина с водой, но они этого даже не замечают. Им лишь бы смеяться, а она чувствует себя оскорблённой. Она обижается на себя за то, что обиделась, что не поняла шутки.

Потом она осознаёт, что её беспокоит не шутка, а реакция на неё мужчин в баре.