– Семейная ссора. Только и всего. Не надо напрягать людей, которые просто пришли выпить, и всё такое, – согласился белобрысый.

Худшее осталось позади. Я боялся, что они пойдут за нами, и поэтому шёл быстро, а Томми отставал.

– Куда тебя несёт?

– Отъебись. Пошли скорее.

Мы выползли на улицу. Я оглянулся: из бара никто не вышел. Впереди мы увидели эту чокнутую парочку.

– Надо бы расквитаться с этим козлом, – сказал Томми, уже готовый бежать за ними. Я заметил, что подошёл автобус. 22‑й. Нам катит.

– Брось, Томми. Наш автобус. Поехали. – Мы побежали на остановку и сели на автобус. Поднялись на второй этаж и прошли в самый конец салона, хотя нам всего несколько остановок.

– Что у меня с лицом? – спросил Томми, когда мы сели.

– Как обычно. Полный пиздец. Даже лучше стало, – сказал я ему.

Он посмотрел на своё отражение в окне.

– Ёбаная тварь, – выругался он.

– Пара ёбаных тварей, – поправил его я.

Томми был прав, что ударил чувака, а не чувиху, хотя его ударила она, а не он. В своё время я натворил кучу вещей, за которые мне теперь стыдно, но я никогда в жизни не бил чувих. А всё, что говорит Кэрол, это пиздёж. Она говорит, что я применяю к ней насилие, но я никогда её не бил. Я просто держал её, чтобы можно было поговорить. Она говорит, что удерживать – это всё равно, что бить, и что это тоже насилие. Я так не думаю. Я просто хотел придержать её, чтобы поговорить.

Когда я рассказал об этом Рентсу, он сказал, что Кэрол права. Я сказал, что она может приходить и уходить, когда ей угодно. Я, конечно, спиздел. Просто я хотел поговорить с ней. Франко со мной согласился. «Ты просто никогда не жил с тёткой», – сказали мы ему.

В автобусе мне стало тошно и муторно. Наверно, Томми тоже, потому что мы больше не разговаривали. Но утром мы забуримся вместе с Рентсом, Попрошайкой, Картошкой, Дохлым и всей толпой в какой‑нибудь кабак и будем дружно заливать о своих подвигах.

Вербовка под «спидом»

1 – Подготовка

Картошка и Рентон сидели в баре в «Королевской миле». Заведение косило под американский тематический бар, но весьма отдалённо: это было сумасшедшее нагромождение антиквариата.

– Какой ёбнутый придурок, это самое, пошлёт нас с тобой на одну и ту же работу? – спрашивал Картошка, прихлёбывая свой «гиннесс».

– Для меня это полный пиздец, чувак. Не надо мне никакой работы, бля. Это будет кошмар! – Рентон покачал головой.

– Да уж, классно было бы, это самое, ширяться и дальше, угу?

– Только не вздумай сорвать собеседование, Картоха, а то эти суки настучат на биржу, и те ублюдки не будут платить тебе бабла. В Лондоне со мной такое уже было. Тут надо быть на стрёме.

– Ага… А что мне тогда типа делать?

– Надо сделать вид, будто ты хочешь работать, и в то же время сорвать на хуй собеседование. Если не будешь лохом, они не сумеют ни хера с тобой сделать. Надо быть самим собой и честно обо всём рассказать – тогда они никогда не дадут тебе никакой ебучей работы. Но если ты будешь сидеть и молчать, то эти ублюдки сразу пошлют тебя на биржу. Они скажут: этого чувака нельзя трогать.

– Для меня это трудно, чувак… Врубаешься? Трудно всё это провернуть… это самое. Я типа могу перетрухать, врубаешься?

– Томми принесёт «спида». Когда у тебя собеседование?

– Аж в полтретьего.

– Классно, у меня в час. Встретимся тут в два. Я дам тебе свой галстук и «спида».