— Где сидит Настас, здесь, что ли? — человек со шрамом указал на стол с телефоном.

Старик-сторож, еще не проснувшийся, а точнее — не протрезвевший, сонно кивнул.

— Ключи от стола у тебя, мош? Открывай!

— Да какие там ключи! Не золото же лежит. Одни бумаги. Девать некуда. Все пишут, пишут.

— А вот мы найдем, куда девать.

Он открыл ящики председательского стола и, вывалив их содержимое, стал с остервенением рвать бумаги в мелкие клочья, подряд, не глядя. В бумажном ворохе рука вдруг наткнулась на что-то твердое. Высокий извлек бумазейный мешочек с печатью и сунул его в карман. «Непонятно, почему печать не в сейфе», — подумал он и еще раз оглядел комнату. Сейфа нигде не было. «А еще хозяевами себя считают. Даже сейфа не могут поставить, зато о приемнике не забыли». Он подошел к тумбочке в углу комнаты, на которой стоял приемник «Родина», включил, покрутил ручку настройки, поймал музыку. «Работает». Над тумбочкой висела стенная газета «За урожай!» Он сорвал ее и затоптал сапогами.

Последние остатки сна и хмеля покинули старика-сторожа.

— Да что это такое вы делаете? — прошамкал он. — А еще из милиции. Что я теперь Даниле Макаровичу скажу? Ох, плохое дело, очень плохое, — запричитал дед.

— Скажешь, подполковник Дэннис был, он знает, — подмигнул своим сообщникам главарь. — И еще скажешь, что приемник мы реквизировали, как купленный за счет трудового народа. А ты, старый пьянчуга, сиди здесь и до утра носа никуда не высовывай. А для верности сделаем так…

Он выдернул телефонный шнур из розетки, бросил аппарат на пол и наступил на него сапогом. Послышался хруст.

— И вот еще что: эту тряпку, которая висит на крыше, — убрать немедленно. Смотри, мы проверим. Приемник не забудьте, — обратился он к сообщникам.

Трое исчезли так же неожиданно, как и появились. У двери парень со шрамом задержался, достал из кармана смятый листок, расправил его ладонью и прикрепил захваченными в сельсовете кнопками к стене.

Григорий Солтан, как и положено старшему, шел налегке. Патефон нес парень в пальто, приемник достался патлатому. Тяжелый приемник тащить было неудобно — не за что ухватиться, и вскоре Федор остановился посреди улицы и недовольно проворчал:

— На кой черт нам сдался этот ящик? Давай бросим его, Гриша.

— Эх ты, темнота, — покровительственно произнес Солтан. — Приемник — это окно в мир. Пригодится.

— Не знаю, о каком таком окне ты толкуешь, только пользы в этой бандуре не вижу. Загнать нельзя, сразу погоришь. Нам деньги нужны, а не эти игрушки. И пожрать бы не мешало. Тебе что — лафа, у дядьки, как у бога за пазухой, живешь, а мы с Корнелием уже и забыли, когда досыта ели.

— Ладно, ладно… — Григорий говорил подчеркнуто миролюбиво. В его планы отнюдь не входило с самого начала портить отношения с новыми друзьями. — Скоро будет все, что твоя душа пожелает. И жратва, и выпивка, и остальное.

— Скоро… — недовольно пробормотал Федор. — Мне сегодня, сейчас надо. Ты же помнишь, что обещал? Забыл?

— Не забыл, все помню. Однако пока дело подходящее не подвернулось. Сам видишь.

— Есть у меня на примете одно дело, — оживился Федор, — есть! Наш завмаг Гицэ Доника выиграл по облигации сто тысяч! Везет же людям, у него и так денег полно. Не зря, видно, говорят: деньги к деньгам идут. Под кроватью он их прячет… в ящике. Давай их это самое… ревизируем.

— Реквизируем, ты хотел сказать, — Солтан снисходительно улыбнулся.