|
Это такая своеобразная терапия, причем нефрейдистскими методами. Фрейд и Фромм сейчас на Западе, между прочим, вовсе не так уж популярны, как мы привыкли считать. Американец Ричард Бэндлер так лихо лечил своих больных пациентов, что этим заинтересовалось ФБР. Нетрудно догадаться почему, ведь получается, что этим методом в идеально смоделированной ситуации можно выудить из человека практически все. В свое время мне подфартило: помнишь, три года назад я летал в Америку? Был в Лос Анджелесе, а там попал в его школу. Свое НЛП Бэндлер проводил в три этапа: через «синхронизацию» к «ведению»…
– Введению?! – Не к «введению», балда, а «ведению» и «якорению». – Ну ка, ну ка… – Что такое «синхронизация»? Синхронизация врача с больным, разве не понятно? Ну, скажем, ты чихаешь, и я тут же чихаю. По крайней мере, на словах это вполне просто. А вот реально – довольно сложный процесс, когда доктор полностью подстраивается под все внешние аспекты ощущений больного. Должен сказать, что это требует виртуозной техники, потому что Бэндлер лечил конечно же не насморк. Однажды, абсолютно имитируя поведение больного, он в течение пяти часов молчал вместе со своим пациентом. – Эка невидаль!.. – Да, для нас это было именно так. Представь себе, что когда на исходе последнего часа Бэндлер, не говоря ни слова, вдруг резко изменил свое дыхание, больной изменил его тоже! Внешне это произошло совершенно спонтанно, но на самом деле – тщательно подготовленный, возник чувственный контакт. Более точно это называется «рапорт»… – Довольно остроумно. – Рапорт – это вроде бы армейское понятие, правильно? Оно говорит о присутствии некоторой субординации, подчинения, то есть ситуации, когда кто то кому то что то докладывает. Заметь, докладывает исключительно по своей воле, но в то же время и потому, что так положено. И тогда развивается второй этап – «ведение»… Как там у тебя, все чисто? – Чисто, чисто… То есть, значит, больной с врачом или там пойманный шпион со следователем по товарищески делятся своими проблемами? – ехидно осведомился Грязнов. – Не обязательно. Здесь дело не только в каких то конкретных словах. А именно в чувственном контакте. И наконец наступает третий этап – «якорение». Собственно, может быть, это даже не отдельный этап, потому что точное его начало проследить невозможно. «Якорение» – это часть «ведения». Когда врач, «войдя в доверие», становится мнимым больным, он пытается вывести настоящего больного в здоровое состояние с помощью очень сильного чувственного, словесного или визуального образа… – Все это какая то галиматья, я уже натурально ничего не понимаю, – Грязнов в очередной раз сильно зевнул, показывая ровные белые зубы. – А это одновременно самый сложный и самый простой момент. «Якорение» в том и заключается, что этот яркий образ вводится в сознание больного, то есть как бы якорится там, закрепляется через фиксированные промежутки времени. – Ага, что то вроде рефрена. И как должен выглядеть такой якорь? – С рефреном тут сходство, пожалуй, только в повторении, – возразил Турецкий. – А у «якоря» слишком сильное физиологическое влияние. Как он может выглядеть? Это зависит от конкретного контекста задачи. Идет ли лечение, раскрутка ли шпиона, как ты говоришь, или что другое. Возможности для творчества здесь не ограничены. И, пожалуй, от качества и оригинальности «якоря» зависит общий успех. Владение «якорной» техникой – это владение волей клиента. – Так что, получается психотропное оружие? – пробормотал Грязнов, откидывая голову на спинку качалки. |
