Диктор сделал паузу. Зейн стоял совершенно ошарашенный.

– Поздравляем вас. Смерть! Мы, работники Чистилища, гордимся тем, что отныне вы с нами!

– Зейн! – воскликнула Луна. – Ты победил!

– Но я ведь всего лишь старался, чтобы людям было как можно легче умирать! – сказал Зейн. – Я несколько раз нарушил правила и вообще такого навалял…

А телекамера тем временем поднялась вверх, и в кадре возник небосвод, прекрасный купол земного неба. Мгновение – и день сменился ночью, на небе засверкали мириады звезд, и сонмы ангелов в сияющих нимбах явились в нем. Все они вежливо рукоплескали. Зейну почудилось, что он разглядел среди них свою мать, а другие ангелы были похожи на кое‑кого из его клиентов.

Камера опустилась вниз, являя огни подземного мира с полчищами демонов, высовывающих свои раздвоенные языки. Но за спинами демонов смутно виднелись души грешников, томящихся в Аду, и кое‑кто из них тайком тоже приветствовал его, поднимая вверх большой палец.

Зейн улыбнулся. Радость его была глубока, словно Вечность.

– Спасибо, ребята! – сказал он и выключил телевизор. – Но мне хватило бы благодарности одного‑единственного человека…

Он обернулся к Луне.

– Всегда! Навеки! – согласилась она, целуя его.

– И все же хотел бы я знать, что это за качество во мне такое? – задумчиво спросил Зейн.

– Вот за это я тебя и люблю! – сказала Луна.

Зейн вернулся к своей обычной работе. Он увидел мать, охваченную горем; та укачивала на руках умирающее дитя. Зейн торопился разобраться с клиентами – их накопилось очень много за время его забастовки – и все же не мог допустить, чтобы скорбящая мать страдала больше, чем это необходимо.

Зейн явился перед ней.

– Признай меня, о женщина! – тихо молвил он.

Женщина подняла голову – и ахнула в ужасе.

– Не бойся меня, – сказал Зейн. – Твой младенец неисцелимо болен. Он страдает, и ему не избавиться от страданий, пока он жив. Лучше освободить его от бремени бытия.

Женщина протестующе зашевелила губами:

– Ты… Ты не стал бы так говорить, если бы должен был умереть кто‑то из твоих родных!

– Стал бы, – искренне ответил Зейн. – Я отправил в Вечность свою мать, чтобы положить конец ее страданиям. Я понимаю твое горе, и оно вполне уместно. Но твое дитя – невинная жертва незаконного деяния…

Он не стал говорить о том, что она и так знала: ребенок родился в результате насильственного инцеста и страдает врожденным сифилисом.

– Для него и для тебя куда лучше, что ему не придется терпеть всех ужасов подобной жизни.

Ее запавшие глаза обратились к нему. Женщина впервые начала воспринимать Смерть как друга, а не как неотвратимое возмездие.

– Так… так и в самом деле лучше?

– Лучше всего об этом сказал Сэмюэль Тейлор Колридж, – мягко ответил Всадник‑Смерть, протягивая руку, чтобы забрать душу страдающего младенца.

– «Тебя не тронула тень зла – явилась Смерть благая, и розу в Небо вознесла, цвести в чертогах рая».

С этими словами Зейн вынул крошечную душу из тела. Он заранее знал, что эта душа отправится на Небеса: теперь он лучше разбирался в таких вещах.

– А ты совсем не такой, как я думала, – сказала женщина. Когда все было кончено, она отчасти обрела душевное равновесие. – В тебе есть… – она замялась, подыскивая нужное слово, – сострадание.