|
Он не успел… Во имя Аллаха! 18 августа 2002 года Западная Сибирь Вертолет появился тогда, когда я уже перестал надеяться. Когда я начал сходить с ума в этом медвежьем углу, окруженном тайгой, куда нет даже дороги. Когда появилась мысль добраться до экипажа очередного вертолета, завозящего сюда припасы и… И будь что будет. Вертолет я узнал сразу — Сикорский-89 «Салон», антрацитно-черный, с золотистым двуглавым орлом на фюзеляже. Понятно, кого он должен был возить, но я не хотел заранее знать, кого он привез. Задернув штору, я начал готовиться… Это был Цесаревич. Мой старый друг по детским играм, с которым мы вместе отдыхали летом, кадрили первых дам и дрались с хулиганами. Но я едва узнал его. — Ты мне нужен… — это было первое, что он сказал мне, когда переступил порог моих комфортабельных апартаментов. — Что произошло? — не обращая внимания на сказанное, спросил я. — Посуда есть? — вопросом на вопрос ответил Цесаревич. Я открыл шкафчик, достал два пластиковых стакана. — Извини, только такая. Фарфора тоже нет. Николай достал из внутреннего кармана своего старого, еще времен десанта, кителя плоский шкалик «Смирновской», разбулькал ее по стаканам. Один молча протянул мне. Выпили не чокаясь, я уже понял, что чокаться не стоит, что пьем за погибших. Осталось понять — за кого. — Что? — спросил я. — Отца больше нет, — глухим, надтреснутым голосом ответил Николай, теперь уже Николай Третий, Самодержец Российский. Ну и что тут сказать? А ничего и не надо говорить. Нет для этого слов. И утешения — тоже лишние. Утешения нужны дамам. Не русским офицерам. — Как? — В Варшаве. Самолет потерпел катастрофу при заходе на посадку. В стране мятеж. — Опять? — Да. Вот это — дела… Поверить сложно. — Что на Востоке? — Все хуже и хуже. Уже десятки тысяч убитых. Смертники подрываются каждый день. Ситуация выходит из-под контроля. Штанников застрелился. — Застрелился или застрелили? — уточнил я. — Застрелился. Из-за этого мы остались с разведкой, работающей наполовину, причем в самый тяжелый момент. Как думаешь — он был предателем? Я подумал. — Нет. Скорее всего — нет. Его просто переиграли. Заставили играть по чужой партитуре. Это — британцы. Цесаревич кивнул, мне показалось, что он меня не слушает. — Что еще? Николай помедлил, но потом все-таки ответил: — Два самолета. Один взорвался над Москвой. Второй потерпел катастрофу на подлете к атомной электростанции под Петербургом. — Дестабилизация, — кивнул я, уже ничему не удивляясь. — Чего ты хочешь от меня? — Я хочу, чтобы ты возглавил военную разведку. Больше мне доверять некому. Я покачал головой: — Это будет ошибкой, какую мы в такое время позволить себе не можем. Нарушится преемственность. Половина офицеров ГРУ, я уверен, считают меня предателем… — Какое мне дело до того, кем они тебя считают?! — вспылил Николай, но я поднял руку, прося дослушать до конца. — Эти люди должны сейчас работать с полной отдачей. В это время мы не можем себе позволить громить разведку, меняя весь персонал. Нужно обеспечить преемственность, разбираться будем потом. Пусть разведку возглавит кто-то из товарищей Штанникова, он лучше во всем этом разберется. И не забывай, что я действующий контр-адмирал флота. Для тех, кто работает в ГРУ, назначение контр-адмирала флота на должность директора будет воспринято как пощечина. Ты же помнишь, какие драки были между сухопутчиками и морскими, сами и дрались. В комендатурах места не хватало для всех задержанных! Николай помедлил, но потом кивнул, признавая мою правоту. |
