Бабочка шелохнула крыльями, но не поднялась, а медленно поползла по руке Анны, будто изучая эту самую руку.

– Да и кахри к вам благоволят…

– Думаете?

– Он с вами беседует. Только с вами. Отца он удостоил кивком, меня так вовсе не заметил. А с вами говорит, да.

– Я его не слишком хорошо понимаю, – призналась Анна. Руку она поднесла к полураскрытому бутону. «Снежная дева», старый сорт, но хорош своей неприхотливостью.

На зиму и укрывать не надо.

Попробовать его в качестве подвоя, что ли? Для кого-то, куда более нежного, к примеру, того же «Созвездия Альны»?

– Полагаю, вы его понимаете лучше, чем кто-либо иной, – Николай коснулся цветка, но после с некоторой поспешностью руку убрал.

За спину.

– Ему нужен Арвис. Но Арвис пока не готов… слишком много людей появилось в его жизни. Ему нужно привыкнуть.

Анна сказала то, что говорила кахри.

…у того странное имя по человеческим меркам. Вернее имен у него семь. А еще в языке кахри сорок два слова, обозначающих снег. И это тоже правильно, потому что снег, в отличие от людей, разный. Люди же для кахри на одно лицо. И он искренне не понимает, почему родная кровь тянется к ним.

Не понимает, но ждет.

…и следом отправится.

А остальные?

Васин несомненно, он прижился при школе, как и Мария, которая поглядывала на Васина с немалым интересом, выражая его в пирогах.

Пироги получались отменными.

Нет, Анна не пробовала, ей некогда, но Арвис говорил, что в тот раз, когда Илье удалось взломать замок на кухню, были просто-таки чудесными.

И на всех хватило.

– Чему вы улыбаетесь?

– Всему.

Тому ли, что жива?

И что мальчишки не пострадали? Говорили они о той ночи неохотно, сойдясь во мнении, что повторять ее не стоит, и то уже было хорошо.

…Калевой вновь подрался, на сей раз с Миклошем, доказывая ему, что граф и на кулаках способен. Закончилось все сломанным носом, подбитым глазом и кухней, на которой нашлось место для обоих.

…Илья, узнав, что Даниловский – его отец, попытался сбежать, но был пойман Игнатом, который отвесил пару затрещин, велев успокоиться.

Сашка взяла под опеку Шурочку, заявив, что малышей не обижают, а если кто рискнет…

…а Курц чем-то приглянулся Деду. Анна так и не поняла, чем именно, но как-то само собой получилось, что мальчишка вдруг оказался занят.

Крепко занят.

И наверное, это тоже было хорошо.

– Я вам завидую, – Николай покачивался. Он плавно перетекал с пятки на носок и с носка на пятку. – Вы хотя бы делом займетесь.

– А вы?

– И я. Только совсем не тем, которым хотелось бы… и я отпишусь о переезде?

– Разве я решаю?

– Поверьте, вы. Мастера… скажем так, у всех у них есть одна специфическая черта. Они стараются держаться в стороне от обыкновенных людей, в том числе из нежелания привязываться. А к вам уже привязались. Более того, здесь их только вы и удерживаете.

Бабочка взлетела с бутона, чтобы перебраться на другой.

…и Север…

Анна не знала, хочет ли уезжать. Часть ее не желала расставаться ни с домом, – его ведь можно восстановить, – ни с привычной тихой жизнью, которая, в отличие от дома, реставрации не подлежала. Но другая часть, напротив, страстно хотела чего-то…

Нового?

…и почему бы не Север?

Снега и кахри, знающий, как уговорить ветра и успокоить бурю. И семена ледяных лилий, которые вызревают стремительно, и уже похожи на куски стекла.

Живое пламя.

Долгие ночи…

Глебу понравится… наверное.