Изменить размер шрифта - +

Согласие было дано, и она сразу отвела меня к Косолапову.

Им оказался очень симпатичный, полноватый мужчина, лет под пятьдесят. Я ему всё рассказала о себе, а также о том, что на все мои очерки говорят одно: плохие!

— А вдруг правда плохие? — рассмеялся он.

— Всё может быть. Если вы мне скажете, что плохие, — вам поверю.

— И не будете писать очерков?

— Буду писать рассказы.

— Гм… Прочту внимательно. Приходите в понедельник.

— Спасибо.

В этот день была пятница. После «Литературной газеты» я прошла в редакцию журнала «Молодая гвардия». Походила, побродила по коридорам и зашла к главному редактору издательства, моложавому, выхоленному мужчине.

Принял он меня любезно, но едва я начала говорить, раздался телефонный звонок. Редактор извинился и стал оправдываться перед кем-то по телефону, почему они разобрали шрифты набора чьей-то повести, ранее принятой и одобренной.

— Понимаете, мы вообще-то приняли эту повесть скрепя сердце, словно под гипнозом… такой он парень напористый. Ну, а разобрали шрифты… мы же не знали, что он знаком с Гладковым, навещает его в больнице, а тот поднимает настоящий скандал из-за этой самой повести.

«Господи, да он набитый дурак», — в ужасе подумала я и пошла к двери.

— Куда вы, я сейчас… кончаю разговор. Я свободен! — Он с поклоном положил телефонную трубку.

Я быстро спустилась по лестнице, не зная, куда мне идти… Уж не помню, каким образом я очутилась в издательстве «Советская Россия». Там бродила по коридору еще дольше, заглядывая в кабинеты, ища симпатичное лицо. Не нашла и, махнув на всё рукой, заглянула в отдел «Советская литература» к заве дующему.

Он отнюдь не был расположен слушать мою историю (как я потом узнала, у него самого была такая же, только он в лагере был не на общих работах, а в «придурках»). Книжку он небрежно сунул в ящик и предложил заходить через две недели.

— Отпадает, — отрезала я, — должны прочесть и всё решить к этому понедельнику. Дело в том, что мне… что у меня нет денег ни на еду, ни на обратный билет, я живу в Саратове. Две недели не евши я просто не выдержу. Читайте немедленно.

Некоторую сонливость его как холодной водой смыло, он вытаращил на меня глаза.

— Ничего себе! А если нам ваша рукопись не подойдет?

— Понесу в другое издательство, где люди поумнее. Книга талантливая.

— Вы от скромности не умрете.

— Пожалуйста, доложите обо мне главному редактору.

— В понедельник. Когда прочту эту книгу.

— До понедельника ее должны прочесть минимум двое. Нет, трое. Всем по дню.

— Ладно, пошли.

Завотделом привел меня к главному редактору, последний, не дослушав, выхватил книжку и погрузился в чтение. Завотделом подмигнул и ушел, главный редактор читал и хохотал. Я устроилась поудобнее в кресле, ужасно хотелось есть…

— Да, юмор у вас не хуже марктвеновского, и это вы писали после лагеря? Сколько лет сидели?

— Девять!

— Черт побери!

Он положил мой сигнальный номер в портфель и стал рыться в кошельке.

— Вот только двести пятьдесят рублей… Пообедайте. Отдадите, когда книга выйдет. Приходите в понедельник.

Деньги я взяла, поблагодарила и ушла. После того как пообедала в какой-то столовой, я поехала на улицу Воровского. Еще можно было успеть в правление Союза писателей СССР.

Там я сразу наткнулась на очень симпатичную женщину, глуховатую машинистку, вдову известного профессора.

Быстрый переход