Гавриил Державин. На Мальтийский орден
Звучит труба, окрестны горы
Передают друг другу гром;
Как реки, рыцарей соборы
Лиются в знаменитый сонм.
Шумит по шлемам лес пернатый,
Сребром и златом светят латы,
Цвет радуг в мантиях горит:
Хор свыше зрит, как с Геликона
Синклит, царица, царь, средь трона
В порфире, в славе предстоит[1].
Клейноды вкруг; в них власть и сила;
Вдали Европы блещет строй,
Стрел тучи Азия пустила,
Идут Американцы в бой,
Темнят крылами понт грифоны,
Льют огнь из медных жерл драконы,
Полканы вихрем пыль крутят;
Безмерные поля, долины
Обсели вкруг стада орлины,
И все на царский смотрят взгляд.
Миров владыке лучезарных
Так внемлют все стихии, тварь:
В могуществе ему нет равных.
Властитель душ, любимый царь
Речет — и флот сквозь волн несется!
Велит — и громом твердь трясется!
Тьма всадников чрез степь летит!
И гнев его есть гнев вселенной.
Но лишь с улыбкою священной
Прострет он длань, — и все молчит.
Кто сей, пред важным сим собором[2],
В благоговейной тишине,
Предстал с унылым, кротким взором?
Сонм неких воев зрится мне:
На них кресты, а не эгиды[3]!
Уж не Гаральды ль то, Готфриды?
Не тени ль витязей святых?
Их знамя! — Их остаток славный
Пришел к тебе, о царь державный!
И так вещал напасти их:
«Безверья гидра проявилась[4]:
Родил ее, взлелеял Галл;
В груди его, в душе вселилась,
И весь чудовищем он стал!
Растет — и тысячью главами
С несчетных жал струит реками
Обманчивый по свету яд:
Народы, царства заразились,
Развратом, буйством помрачились
И Бога быть уже не мнят.
«Нет добродетели священной,
Нет твердых ей броней, щитов;
Не стало рыцарств во вселенной:
Присяжных злобе нет врагов,
Законы царств, обряды веры,
Святыня — почтены в химеры;
Попран Христос и скиптр царей;
Европа вся полна разбоев,
Цареубийц святят в героев:
Ты, Павел, будь спаситель ей!
«Мы гроб святый освободили,
Гостеприимств отверзли дверь[5];
Но нас наследия лишили,
И мы изгнанники теперь!
Прими ты нас в твое храненье!»
Рекли, — печать и жезл правленья
Царю, преклоншись, поднесли.
Как луч сквозь мрака пробегает,
Так речь их царску грудь пронзает:
Сердечны слезы потекли[6].
«Жив Бог!» царь рек — и меч полсвета,
Как быстры молньи, обнажил[7];
Крестообразно, в знак обета,
К челу вознес и преклонил;
Мечи несчетны обнажились,
К престолу правды преклонились;
Разверзлось небо, и средь туч
Петра он, Павла, Иоанна[8]
Узрел звездами увенчанна,
Дающих знамя, щит и ключ!
Орел, судьбой рожденный к славе,
В гнезде с улыбкой молньи зряй,
В полях как лев, как агнец в нраве,
Спокоен внутрь, вне все боряй,
Морей и бурей слышит свисты;
Он сносит зной и воздух льдистый,
Он выше всех себя вознес:
Так чьи ж поддержат неба плечи?
Кто станет против адской сечи?
Один бессмертный, твердый Росс!
Один! — Твоя лишь доблесть строга,
Твой сильный царь, твой дух, твой Бог
Отдать безверным могут Бога,
Христу алтарь, царям чертог[9]:
Во громы облеченный ангел,
Во броню правды верный Павел
И с ним Господня благодать[10]
Удобны злобы стерть коварства,
Смятенны успокоить царства,
И славный подвиг твой венчать.
Дерзай! — Уж, свыше вдохновенный,
Благословляет Сергий путь;
Стихии спутствуют смиренны,
Планеты счастливо текут;
Сквозь говор птиц, сквозь зверска рева,
На брак готовясь, плачет дева[11];
Сияет крест средь облаков,
Конь белый всадником блистает[12],
На небе бард в звездах читает:
«Сим победишь твоих врагов!»
Не змей ли страшный, протяженный
Как с гор на дол, с долин на холм
Сомкнуты изгибая члены,
Чешуйчатым блестит хребтом?
Нет! полк твой так, сряженный к бою,
Сверкающей вдали грядою
Пойдет чрез горы и леса;
Столп огненный пред ним предыдет[13],
Пучина глубины раздвинет,
И обновятся чудеса.
В броню незриму облеченна.
Юдифь Олферна жнет главу;
Самсона мышца напряженна
Дерет зубасту челюсть льву;
Бег солнца Навин воспрещает,
Труб гласом грады сокрушает;
Багрит стан ночью Гедеон;
Давид из пращи мещет камень:
Трясяся, Голиаф туманен
Падет пред ним, как страшный холм[14].
Иль Пересвет с гигантом к бою[15],
Как вихорь, на коне летит,
Крест в левой жмет, копье десною,
И раздробляет вражий щит.
Венцы нетленные плетутся[16],
На челы верных воев вьются,
И райска их кропит роса;
Отступники, скрыпя зубами,
Кровь бледными из ран руками,
Отчаясь, мещут в небеса[17].
И се, Марии под покровом,
Архангельских под блеском крыл[18],
Наш флот в стремленьи быстром, новом,
На гордый наступает Нил.
Со именем Цирцей волшебным[19]
И с скопищем, Христу враждебным,
Противу нас не устоял.
Луна с крестом соединилась[20]!
Вселенна чуду удивилась:
Знать, всех нечестий свыше Галл!
Денницу зрели: мудр и славен,
В сияньи возносился он,
Рек: «Вышнему я буду равен,
На западе воздвигну трон». —
Но гибельны пути лукавы...
Кто света царь? кто есть царь славы?
Кто велий Бог? — «Един трисвят»!
Воспела Херувимов сила,
И грозны громы Михаила[21]
Стремглав коварство свергли в ад.
Народы мира! вразумитесь,
Зря гордых сокрушаем рог,
И властолюбия страшитесь;
Власть свыше посылает Бог.
Нет счастия в сем мире чудном,
Прибытком, любочестьем бурном,
Где вервь от якоря снята[22];
В одной лишь вере есть блаженство,
В законах — вольность и равенство,
А братство — во любви Христа.
Я реки обращу к вершинам,
На крыльях ветра вознесусь,
Велю молчать громам, пучинам,
Лучами с солнцем поделюсь;
Но где предел ума паренью,
Пристанище к отдохновенью?
Кто вшел небес на вышину?
Никто, — лишь только Богом званный:
И я, чрез происки коварны,
Ни шага к трону не шагну.
Доверенность! ты, столп правленья,
Ограда непорочных душ!
С тобой средь змей, стихиев пренья
Покойно спит великий муж!
Снесись, о дух, дух благотворный!
В сердца людей, на царски троны,
И воспрети лить смертных кровь.
Скажи: «Народ — безглавно тело;
Пещись о нем царей есть дело:
Живит взаимна их любовь».
Но кто же сей любви нелестной,
Чтоб всяк друг друга бремя нес,
Научит нас? Отец небесной,
Наш Богочеловек Христос.
В трудах Он сущих успокоит,
Заблудшихся в пути устроит,
В болезнях призрит, исцелит,
Скорбящих посетит в темнице,
Последний лепт отдаст вдовице:
Сие сын веры совершит.
Кто ж горня Иерусалима
Наследник сей и друг Христов?
В ком доблесть благодати зрима
И соподвижник кто Петров?
Не тот ли, сердца нежна свойства
И чувства жалости, геройства
В святой душе что совместил,
Отверз отеческие длани,
Приемлет странников без дани[23]
И душу рыцарств воскресил?
Да препояшет радость холмы,
Да процветет лице морей,
Да водворится счастье в домы
Тобой, избранный из царей!
Да отдадут скалы кремнисты
Обратно песни голосисты,
И луч, преломшись от стекла,
Как в воздухе ярчей несется, —
Так от избытка сердца льется
И благодарность и хвала!
1798
ПРИМЕЧАНИЕ Я. ГРОТА
Прежде всего считаем нужным предложить несколько исторических данных, относящихся к предмету настоящей оды, о котором у нас до сих пор почти ничего не напечатано, кроме известий, собранных историографом ордена Лабзиным[24]. Его-то обширное, но малоизвестное и уже довольно редкое сочинение и послужит для нас в этом случае главным источником[25]. Мы исполняем тем мысль самого поэта, в рукописях которого сохранилась при этом стихотворении следующая неконченная заметка: «К читателю. Для объяснения в сочинении сем некоторых темных мест прилагается историческое известие о мальтийских кавалерах». Впрочем мы не станем углубляться в самую историю ордена и коснемся только его отношений к России.
Орден св. Иоанна Иерусалимского, основанный в одиннадцатом столетии при гробе Господнем для защиты пилигримов, должен был по утрате крестоносцами Палестины переселиться на остров Кипр, а потом на остров Родос. Оттуда был он скоро изгнан Турками и в 1530 году получил от Карла V во владение остров Мальту, почему и стал называться Мальтийским.
Сношения с ним Русских начались при Петре Великом, по повелению которого боярин Борис Петрович Шереметев в 1698 году посетил Мальту для изучения военного искусства у рыцарей, прославившихся в борьбе с Турками. Шереметев, имевший с собою царскую грамоту, был принят там с необыкновенным почетом и, получив от гросмейстера большой крест с брильянтами, сделался, первый из Русских, мальтийским кавалером. Это было ровно за сто лет до важной для ордена эпохи, вызвавшей оду Державина.
Со времен Петра I между русским правительством и орденом установились дипломатические сношения; но они более 50-и лет ограничивались одними извещениями и приветствиями при переходе верховной власти в другие руки. По вступлении на престол Екатерины II эти сношения приняли новый характер: посылая офицеров на службу в Англию, Францию и Голландию, императрица приказала командировать 6-х молодых людей на остров Мальту для приобретения навыка в морском деле; они оставались там около четырех лет (1765—1769), до первой турецкой войны, по случаю которой были отозваны в отечество. При этом назначен был в Мальту поверенный нашего двора (маркиз Кавалькабо) для постоянного пребывания при великом магистре и для содействия русской эскадре, отправлявшейся в Архипелаг.
Здесь мы должны заранее ознакомить читателей с некоторыми чертами внутреннего устройства ордена. Он разделялся на восемь языков, или наций; кавалеры большого креста, командоры и простые кавалеры одного государства составляли отдельный язык ордена. Собрание одного языка образовало великое приорство того же государства и получало от него содержание; представители их, по одному от каждого, составляли капитул, который вместе с великим магистром (гросмейстером) участвовал в управлении орденом.
Каждое великое приорство распадалось на несколько приорств, или приоратов, приорства на бальяжства (baillages), а эти последние на командорства; им принадлежали три разряда недвижимых, частию обширных и богатых владений, которые находились в разных странах и которыми заведывали приоры, бальи и командоры.
В 1770-х годах обстоятельства особенно сблизили Россию с орденом. Дело состояло в притязании его на одно польское имение и в помощи, оказанной ему Екатериною II.
В начале семнадцатого столетия князь Януш Острожский, последний из этого рода в мужеском колене, составил завещание, в силу которого, по пресечении потомства и по женской линии, имение его должно было перейти в собственность мальтийских кавалеров. Лет через шестьдесят после этого распоряжения род завещателя действительно пресекся смертию последнего князя Заславского. Тем не менее воля распорядителя была обойдена, и Мальтийцы должны были вести продолжительную тяжбу с другими его наследниками.
Наконец в царствование Екатерины II, когда связь ордена с Россиею усилилась, великий магистр Пинто решился искать в этом деле покровительства императрицы и отправил в Петербург полномочным орденским министром графа Саграмозо, утвержденного и преемником вскоре умершего престарелого Пинто, Хименесом. Екатерина обещала свое содействие, повелела русскому послу в Варшаве, графу Штакельбергу, согласясь с министрами венского и берлинского дворов, поддержать право ордена, и при отъезде самого Саграмозо в Варшаву дала ему письмо к королю Станиславу Понятовскому. Вследствие того была учреждена особая комиссия для рассмотрения спора, и по настоянию министров трех союзных дворов дело было кончено, как того желала императрица, к удовольствию обеих сторон (1774 г.): в Польше образовалось новое великое приорство и шесть командорств с тем, чтобы и приоры и командоры были всегда из Поляков; средоточием управления этими местностями сделалось острожское имение.
Дело это кончилось уже при новом магистре, деятельном и благоразумном Рогане, питавшем необыкновенное, восторженное уважение к Екатерине II. Императрица, оценив способности и характер графа Саграмозо, изъявила желание, чтобы он остался при ея дворе постоянным министром от ордена. Но так как средства Мальтийцев были в это время уже крайне истощены, а притом в случае исполнения этой мысли и другие дворы могли бы потребовать того же, то орден должен был отказаться от предложенной ему чести. Между тем по случаю замирения с Турциею и маркиз Кавалькабо был отозван из Мальты. Вскоре однакож представился повод к назначению туда нового поверенного. Этим поводом было присоединение польского приорства, по плану Рогана, к англо-баварскому языку: в Мальту послан был капитан 2-го ранга Псаро.
Происшедший между тем второй раздел Польши, по которому Волынь, а с нею и острожские имения достались России, побудил великого магистра вступить в новые сношения с С. Петербургом. По желанию императрицы, чтобы полномочный министр, которого Роган намеревался отправить ко двору ея, был преимущественно избран из пиемонтских кавалеров, это почетное звание получил бальи граф Литта, уроженец миланский, находившийся тогда в русской службе контр-адмиралом (см. выше стр. 198). Он имел у императрицы аудиенцию 7/18 октября 1795 г. и представил ноту о неуплаченных ордену доходах из Польши. Последовавшая вскоре кончина Екатерины доставила Мальтийцам еще более щедрого покровителя в ея преемнике.
Император Павел, с детства прислушиваясь к толкам об этом ордене и вообще склонный по своему характеру сочувствовать всему романическому, рано уже показывал особенное расположение к Мальтийцам. Порошин в своих Записках рассказывает под 28 февраля 1765 г. (когда великому князю шел одиннадцатый год): «Читал я его высочеству Вертотову историю об ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии своей флаг адмиральский, представлять себя кавалером мальтийским».
По воцарении своем император принял живое участие в судьбе ордена, которому тогдашние политические обстоятельства уже грозили падением[26], и в декабре того же года назначил двух полномочных, именно князя Безбородко[27] и князя Александра Борисовича Куракина, для заключения конвенции с бальи графом Литтою. Главным содержанием состоявшейся таким образом 4/15 января 1797 г. конвенции было то, что вместо польского вел. приорства и 6 командорств возникло вел. приорство русское (российско-католическое) с 10 командорствами и что ежегодный доход во 120,000 злотых, ассигнованный ордену из польских имений, был возвышен теперь до 300,000 злотых (считая злотый в 25 коп.), с тем чтоб уплата производилась рублями, которые впредь должны были выдаваться из государственного казначейства. Не довольный еще этим пожалованием, государь изъявил желание облечься, вместе со всею императорскою фамилиею, в знаки ордена. Но еще до исполнения этого достойный старец Роган умер, и в гросмейстеры избран был прежний посол немецкого императора в Мальте, барон Гомпеш, в котором орден надеялся найти сильную опору против враждебной Франции. Известие о милостях русского государя возбудило между кавалерами общий энтузиазм. Отправленный в Петербург кавалер Рачинский привез новое полномочие ловкому бальи, успевшему в короткое время сделать так много для ордена; граф Литта, теперь уже в звании чрезвычайного посла, имел 27 ноября торжественный въезд в столицу, а 29-го публичную аудиенцию, на который поднес государю титул протектора и знаки мальтийского ордена для него и всех особ царского семейства, также для государственного канцлера князя Безбородко, для вице-канцлера князя Куракина и еще для некоторых других лиц. Для самого императора прислан был старинный крест славного гросмейстера Лавалетта. Из главной аудиенц-залы посол отправился к другим высочайшим особам; по возвращении его в тронную прибыла туда императрица и, приняв из рук государя орденские знаки, заняла место на троне. Затем к престолу подошел Александр Павлович без шпаги и преклонил колено. Император, надев шляпу и обнажив меч, сделал им три рыцарские удара по плечам великого князя, вручил ему шпагу, поцеловал его, как брата, и возложил на него знаки большого креста. Та же церемония повторилась с Константином Павловичем. Таким же образом после того французский принц Конде[28] был пожалован в кавалеры большого креста и наречен великим приором русским. В тот же день после обеда государь принял кавалерами большого креста князей Безбородко и Куракина, роздал другие кресты и назначил всех командоров и кавалеров русского великого приорства.
Но в то самое время, как орден готовился праздновать такой неожиданный успех, случилось вдруг роковое событие, которое должно было положить конец его существованию: вследствие безпечности и малодушия Гомпеша Мальта взята была Наполеоном на пути его в Египет. Тогда капитул русского приорства, собравшись в орденском доме в Петербурге, издал два акта: 1) протест «против предосудительного поступка великого магистра и других кавалеров, нарушивших святость своих обетов сдачею без всякой обороны орденских владений и заключивших безчестную капитуляцию, основанную исключительно на личных выгодах великого магистра и его сообщников[29]», и 2) манифест русского приорства, возлагавший все надежды ордена на протектора. Император отвечал на эти акты декларацией, подписанною в Гатчине 10 сентября, торжественно обещая «не только сохранять орден во всех его установлениях, привилегиях и почестях, но и употребить все старания к возстановлению его». В заключение протектор приглашал находившихся в Петербурге кавалеров «сделать все нужные распоряжения к пристойнейшему и полезнейшему отправлению дел ордена».
В этих словах уже обозначалось намерение императора принять на себя звание великого магистра, намерение, как полагают, внушенное ему Литтою, который надеялся занять в таком случае первое при императоре место по управлению орденом. Он становился необходим для учреждения совета и канцелярии нового гросмейстера, и таким образом ему легко было сделаться наместником Павла по делам ордена. К удивлению всей Европы, русский царь принимал верховное начальство над религиозным и военным орденом, признававшим папу своим духовным главою. Впрочем императором руководила конечно и политика: в случае возвращения Мальты ордену, этот остров, по своему положению в Средиземном море, обещал Русским важную точку опоры в сношениях с Оттоманскою Портой. Притом государь, в качестве гросмейстера, становился во главе всего европейского дворянства.
Провозглашенный в прокламации русского приорства великим магистром, император Павел принял этот титул, и 29 ноября 1798 г., в день бывшей за год перед тем церемонии, весь корпус кавалеров торжественно поднес ему корону и регалии нового сана. Император отвечал чрез вице-канцлера своего объявлением, в котором между прочим было сказано: «При сем вновь повторяем торжественно учиненные прежде, в качестве Покровителя того ордена, обнадеживания, что Мы не токмо оставим навсегда в целости все установления и преимущества, присвоенные сему знаменитому ордену, как в рассуждении свободного исповедания веры и следующих по тому отношений кавалеров римского закона, так и касательно управления орденского, определяя главное место пребывания оного в императорской нашей столице; но что и далее не престанем пещися о восстановлении его в то почтительное состояние, которое соответствовало бы благой цели основания сего ордена, его прочности и пользе. Возобновляем и паки уверения Наши, что, имея верховное начальство над орденом св. Иоанна Иерусалимского и почитая обязанностию Нашею стараться о возвращении неправедно у него отнятой собственности, не предполагаем Мы отнюдь, в качестве Нашем Императора Всероссийского, никаких притязаний, которые могли бы обращаться во вред или ущерб правам прочих Нам дружественных держав».
По прочтении этого акта князем Безбородкой, все мальтийские кавалеры, приступив к престолу с коленопреклонением, принесли гросмейстеру присягу в повиновении и верности и допущены были к руке. Желая сделать этот день еще более памятным, император учредил, как новый знак отличия для поощрения службы русских дворян, орден св. Иоанна Иерусалимского, которого устав теперь же был прочитан с престола. Новый орден был возложен на великих княгинь и княжен, а также на некоторых придворных дам. Сенату предписано объявить о совершившемся по всему государству, со внесением нового достоинства в титул императорский. Декларациею, обнародованной в Европе, дворяне всех христианских стран приглашались ко вступлению в орден. В Мальту же, которая должна была опять сделаться достоянием ордена, император уже предварительно назначил коменданта и русский гарнизон из 3000 человек.
В следующем году приезжали в Петербург депутации разных западно-европейских приорств для признания государя в звании великого магистра[30]. Кроме восстановленного им русско-католического приорства, он учредил греко-российское великое приорство, назначив великим его приором наследника цесаревича Александра Павловича. Составлен был верховный священный совет, в котором заседали: поручиком (наместником) великого магистра фельдмаршал гр. Н. И. Салтыков, генерал-фельдмаршалом ордена великий князь Александр, великим командором князь Лопухин, великим канцлером гр. Ростопчин и проч. Образован был двор по штату прежнего двора великого магистра с великим сенекаллом (Нарышкин), призрителем бедных (архиепископ Амвросий) и. т. д. Для гвардии великого магистра учрежден кавалергардский корпус из 189 человек[31]. Многим полкам пожалован знак ордена на знамена, шапки, кирасы и т. п. Мальтийский крест был включен в государственный герб, с которым и явился на всех казенных зданиях в Петербурге. Сверх того была устроена католическая церковь во имя св. Иоанна Крестителя (Иерусалимского) в здании, которое служило замком мальтийских рыцарей. Этот дом (нынешний пажеский корпус), построенный архитектором Растрелли, принадлежал сначала государственному канцлеру графу Воронцову; потом он поступил в казну, и в нем жил граф Остерман. Император Павел подарил его ордену, и над главным въездом прибит был мальтийский герб — белый крест на красном поле. Церковь была построена архитектором Гваренги и освящена 17 июня 1800 митрополитом Сестренцевичем. Император Николай возобновил ее в 1833 году. Она состояла в заведывании графа Литты до самой смерти его (см. предыдущее стихотворение).
Внимание императора Павла к мальтийскому ордену подало ему между прочим повод к учреждению еще 20-и командорств в награду отличившимся военными подвигами офицерам. Почти ежедневно жаловались новые кавалеры и командоры. Знатные дворяне учреждали и с своей стороны фамильные командорства. Высочайшие указы и манифесты кончались словами: «Дан царствования нашего в третье, магистерства же во второе лето», и т. п. В 1800 г. напечано (sic) «Уложение» ордена.
Между тем взятие Мальты Англичанами повлекло за собою разрыв России с Великобританиею; вспыхнула война, но прежде окончания ея императора Павла не стало. Дальнейшая судьба ордена известна (История ордена св. Иоанна Иерусалимского, соч. А. Лабзина, ч. V, Спб. 1801); Kurzgefasste Nachricht von S. K. K. Majestät Paul I Gelangung zur Würde eines Grossmeisters и т. д. Nov. 1799, и к этому еще особо Anhang, 1802, — оба напеч. в Спб. ; Voyage à St.-Pétersbourg de l’abbé Georgel, Paris, 1818; Реймерса St. Petersburg и проч.; Мих. Данилевского и Д. А. Милютина История войны России с Франциею в 1799, т. I, Спб. 1852)[32].
Державин написал оду На поднесение его императорскому величеству великого магистерства ордена святого Иоанна Иерусалимского и на победу, над Французами российским флотом одержанную 1798 года. Под этим заглавием ода тогда же была напечатана отдельно и в III-й книжке Аонид (1798—1799) с подписью Державин; потом с сокращением заглавия в издании 1808, ч. II, XIV. За эту оду Державин получил табакерку с брильянтами. Потом ему пожалован был брильянтовый мальтийский крест.
Под победою над французским флотом, означенною в первоначальном заглавии, должно разуметь следующее. Русский флот, под начальством адмирала Ушакова, пропущенный Портою чрез Дарданеллы, соединясь с турецкой эскадрой, явился перед Чериго и, поддерживаемый восстанием жителей, занял без труда не только этот остров, но также Кефалонию, Занте, о. св. Мавры и пр. вместе с большою частию Корфу. Везде Французы сдавались или бежали. Это происходило в октябре и ноябре 1798, а в следующем году завоевание Ионических островов было окончено. (Allgem. Geschichte der neuesten Zeit, von Fr. Saalfеld, т. II, отд. 2, стр. 124; также История войны в 1799 г., т. I, стр. 93 и следд.).
Значение рисунков: «1) Мальта в смиренном виде подносит на щите военном печать веры. Покровительство северного Иракла, от блистательного его щита в теплом луче отразившееся, покрывает сиянием своим прибегшую к его защите. 2) Луч планеты, упадший на блистательную поверхность диаманта, вторично отразился в атмосферу Славы» (Об. Д.). Вместо этого в тетради Капниста записаны следующие две программы: «1) Аудиенция, данная мальтийским кавалерам; 2) мальтийский крест в лучах».
Заметим здесь кстати, что в Романовской галерее, в Зимнем дворце, находится писанный Боровиковским во весь рост портрет императора Павла в гросмейстерском одеянии.
ПРИЛОЖЕНИЯ
1.
Помещаем здесь найденную нами в бумагах Державина подлинную просьбу от имени ордена, поданную императору Павлу графом Литтою, о принятии государем звания великого магистра. Сколько нам известно, просьба эта нигде еще не была напечатана.
«Sire,
«L’ordre souverain de St.-Jean de Jérusalem, fondé sur les principes de la bienfaisance et de l’honneur, a constamment rempli le but sacré de son institution. Sept siècles de prospérité et de gloire attestent la sagesse de ses loix et son dévouement à ses devoirs. Forcé jadis d’abandonner l’isle où il régnoit et qu’il rendit célèbre par tant de prodiges de valeur, il vit ses pertes réparées par la générosité d’un Souverain magnanime qui lui donna une nouvelle résidence et dont l’Europe entière admire le bienfait! Dépouillé une seconde fois de l’héritage de ses ancêtres et menacé d’une ruine totale par la dispersion de ses membres, l’Ordre de St.-Jean de Jérusalem vient se jeter dans les bras de l’Auguste Protecteur que la Providence éternelle lui avoit déjà accordé, pour sauver dans le péril le plus éminent son existence et sa gloire. Il supplie Votre Majesté Impériale de lui accorder le plus signalé des bienfaits, celui d’être son Chef et de le soutenir par Sa puissance. Il confie à Votre Majesté Impériale ses destinées et le dépôt sacré de ses institutions et de ses droits. La proclamation solemnelle que je porte au trône de Votre Majesté Impériale exprime les voeux de tous les chevaliers fidèles à la religion et à l’honneur : Votre acceptation, Sire, sera pour notre ordre le plus sûr garant de son rétablissement, de sa prospérité et de sa splendeur».
2.
В рукописной книге сочинений Н. А. Львова находится очерк истории мальтийского ордена. Львов был сам кавалером его: он пользовался милостью императора Павла и жил в Гатчине (см. под 1804 г. стихотворение Память другу). Печатая для любопытных этот очерк, в котором мальтийские кавалеры названы Ивановскими, мы предпосылаем ему и следующую собственноручную заметку Львова, объясняющую цель составления его: «Г. Обер-церемониймейстеру Валуеву, требовавшему от меня, что такое Мальтийский орден, ибо многие кавалеры называли его Ordre de Ste-Malte».
«Мальтийские кавалеры имеют разные названия:
1) Кавалеры Гостоприимственные.
2) Кавалеры Родосские.
3) Кавалеры Ивановские.
4) Кавалеры Креста.
Неаполитанские купцы из Амальфии в 1048 году построили в Иерусалиме церковь католицкую во имя Богоматери латинския; потом основали монастырь Св. Венедикта, в больницах оного давали убежище мужчинам и женщинам, ходящим на богомолье. Герард Тунг или Тум построил церковь св. Иоанна Крестителя и был первый настоятель. В 1099 году Годофред де Булльйон, по взятии Иерусалима, приписал к сему монастырю земли, которые он имел во Франции, и определил доход; его примеру подражали многие, владения умножились и Герард отделил учреждение Кавалеров Гостоприимственных св. Иоанна от монастыря Богородична, учредя особливую обитель. По смерти Герарда директоры, или начальники выбирались кавалерами; Раимонд дю Пюи ему наследовал в качестве магистра, дал ордену некоторые правила, которые утвердил папа Калист II в 1120 году. Правила сии состояли в том, чтобы принимать бедных в больницы, давать убежище странникам и воевать против неверных: Иннокентий II-й в 1130 году утвердил сии правила и дал кавалерам Иерусалимским штандарт с изображением белого осмиконечного креста на красном поле; из сего потом составились и герб и печать сего ордена.
По изгнании из Иерусалима Ивановские кавалеры поселились в Моргате, потом в Акре, которые они храбро защищали и после потери обетованной земли.
В 1291 году Лузиньян дал им убежище в Лимисоне на острове Кипре, где лет 18 имели они резиденцию: в 1308 году завоевали они остров Родос, с того времени начали они именоваться кавалерами родосскими; Андроник, император греческий, великому их магистру Виларету дал и право владения на сей остров.
В 1480 году великий магистр д’Обюссон с большою храбростию защищал резиденцию свою против Магомета II и, не смотря на превосходные силы неприятельские, выдержал атаку целые 3 месяца: в 1522 Солиман с армиею, в 300 тысячах состоявшею, взял сию крепость, которая во владении кавалеров была 213 лет.
По изгнании из Родоса кавалеры переселились в Кандию, потом папы Адриан VI и Климент VII дали им город Витербо, а наконец император Карл V остров Мальту, и с того времени иерусалимские кавалеры назвались мальтийскими.
Мальтийский орден состоит из 8 наций, которые известны под именем 8 языков; каждый язык имеет своего начальника, начальники имеют право на избрание великого магистра.
В мальтийские кавалеры принимаются люди доказанного благородства; принимаются в их общества также и женщины под именем монахинь, коих должность состояла в первоначальном учреждении смотреть за гостинницами и больницами женского пола.
Кавалеры мальтийские носят крест золотой с белою финифтью на черной ленте в петлице.
Кавалеры большого креста носят белый холстинный крест на черном поле на супервесте, а финифтевый осмиконечный на шее и на такой же ленте».
3.
В рукописи Львова перед этим очерком помещена еще небольшая пьеса в стихах, которую тоже выписываем, так как и она в некоторой связи с историей мальтийского ордена в России:
«Вздох Наместнического Мундира Ф. М., единого при дворе сущего, к едущим кавалерам 1799 сент. 20-го в Гатчине.
«Блаженны людие с крючками,
Что могут полы застегнуть
И в дождь негрязными стопами
Свершить на конях грязный путь,
В одежду красну облеченны,
Пером блестящим осененны;
Знак рыцарский их красит грудь.
А я в наместнической рясе
Меж красноперых птиц один
Шатаюсь, как при смертном часе
От инфантерии павлин.
И хоть не брызгаю ногами, —
Чрез лужи делая прыжки,
Кафтан мараю сапогами,
Кафтаном пачкаю чулки.
О всадники! взгляните к низу,
Помилуйте хоть раз меня:
Иль красную мне дайте ризу,
Иль посадите на коня.» —
|