– Кто девочка, Марина?

– Его жена, конечно. То есть вдова.

– Вдо-ова!.. – удивился муж.

Не буду больше смотреть на живого Разлогова, решила Марина и опять посмотрела…

…А фамилию, кстати сказать, она так и не поменяла!..

Костя опять забубнил что-то, но она вся уже была там, в этом общежитском коридоре, пропахшем щами, плесенью и табаком, у заветной двери с «Графиком дежурств», и сердце у нее замирало, как тогда, когда она стучала и изо всех сил ждала, когда Разлогов появится на пороге и скажет громко и радостно:

– Как?! Опять приперлась?!

А потом за шею втянет ее внутрь, целуя безостановочно и жарко, словно в последний раз, и она всем телом, от макушки до пяток, будет чувствовать его, такого сильного, такого безрассудного, храброго от желания!..

Такого юного.

Такого живого.

Такого любимого.

Такого отвратительного. Такого чужого. Ненавистного.

– Костенька, – сказала Марина почти своим голосом, и выпрямилась в кресле, и отшвырнула журнал. Журнал полетел в угол, муж проводил его глазами. – Костенька, не пора ли обедать?

В дверь вдруг опять постучали – что за наказанье! Или сегодня все забыли, что она «работает над ролью»?!

– Что, что такое?!

– Мариночка, – Вера остановилась у порога и постно сложила сухие руки, и глаза вперила в пол, – там пришли до вас и спрашивают.

– Вера, вы с ума сошли, – скороговоркой выпалил Костенька, косясь на Марину из-за половинчатых очочков. – Кто еще пришел?!

– Пришли Марк Анатольевич Волошин, – выговорила бабка отчетливым экзаменационным голосом. – И с ним новая вашего бывшего, ныне покойного. Вас спрашивают.

Муж ничего не понял, а Марина все поняла, конечно.

– Что-то случилось! – Она вскочила. – Неужели опять беда?..

Это уже не Островский, это, пожалуй, Бертольт Брехт.

– Да кто приехал-то, Вера?! – продолжал недоумевать муж. – Марина, что ты всполошилась?

Но она уже летела мимо него, мимо посторонившейся в дверях Веры, и тревога была у нее в глазах – почти настоящая.

Только Разлогов умел отличить настоящее от ненастоящего, когда она предлагала ему на выбор, но Разлогов умер.

Слава богу!..

– Глафира?! Что случилось, почему вы здесь? Марк, что такое?

– Здравствуйте, Марина Олеговна, – Волошин старался на нее не смотреть.

Марина знала совершенно точно, что бывшую жену Разлогова Волошин обожает, а настоящую терпеть не может, и это доставляло ей скромную женскую радость.

– Марк, что случилось?! Почему так неожиданно, без звонка?!

Волошин пожал плечами. Марине нравились его плечи – прямые и какие-то определенные под тонкой кожаной курткой. И вся его манера – суховатая, отстраненная – нравилась тоже. Марина даже слегка на него засмотрелась, позабыв, что она… «в роли».

– Марин, вы меня простите, – хрипло сказала Глафира, – это я попросила Марка заехать к вам. А позвонить не догадалась…

– Но ничего ужасного не случилось?

– Нет-нет!

– Да что же мы стоим?! – вдруг как будто спохватилась Марина. – Костенька, приглашай гостей! Вера Васильна, проводите! Может быть, обедать?..

Волошин моментально и категорически отказался, а та словно ничего не слышала.

Сопровождаемая суровой Верой, Глафира шла по коридору в сторону гостиной, и Марина проводила ее глазами.

– Марк, в самом деле ничего не случилось? – спросила она с беспокойством, когда Глафира скрылась.