Каменев повернулся к Хэтчету:

    – Вы и ваши люди останетесь здесь. Мы сообщим имперским представителям о вашем местонахождении, как только сможем.

    – Я понимаю, – ответил тот.

    В палату вошла Валенсия. Казалось, она совсем не устала – та же дерзкая улыбка, легкая походка, только в глазах можно было различить, что переживания и напряжение последних часов не прошли мимо девушки.

    – Валенсия, хорошо, что вы зашли, – сказал Лад.

    – Да? Это еще почему? – удивилась она.

    – Капитан Хэтчет, – обратился он к офицеру. – Я вынужден просить вас отпустить с нами вашу племянницу.

    – Что? Об этом не может быть и речи, – сразу ответил тот.

    – Вы не понимаете, нужны люди, чтобы ухаживать за детьми. В колонии только два врача, и пациентов у них вы сами видите сколько. Мы не можем забирать одного из них, они и так еле справляются.

    – Нет, нет, нет! Забудьте. – Хэтчет покачал головой с таким видом, словно услышал только что необыкновенную чушь. – Я никуда не отпущу Валенсию, даже не буду это обсуждать. Она останется со мной. Если вы считаете, что ваших людей мало для присмотра за детьми, возьмите кого-нибудь из их родителей. Это же вполне логично.

    – Родители не смогут оказать профессиональную медицинскую помощь, и «Пилигрим» не резиновый, мы не сможем взять еще и родителей.

    – Нет, капитан! – отрезал Хэтчет. – И давайте прекратим этот бесполезный разговор. Я не отпущу ее с вами.

    – Знаете, – негромко сказал Медведев, – а вот мы доверяем капитану Каменеву жизни наших детей.

    – Ваше право, – ответил капитан корвета.

    – Господа, не спорьте, – вмешалась в их разговор Валенсия. – Я лечу.

    – Ты в своем уме? Я несу за тебя ответственность, и мне принимать решение.

    – Дядя… – Валенсия сделала многозначительную паузу и продолжила совершенно спокойно и уверенно: – Это не обсуждается.

    Хэтчет хотел что-то сказать, но наткнулся на решительный взгляд девушки.

    – Мы благодарны вам, госпожа Хэтчет, – тут же сказал Медведев. – Господин капитан, вы можете гордиться своей племянницей!

    Вместо ответа тот досадливо цыкнул и повернулся к Ладу:

    – Я отпущу ее при одном условии – вы дадите мне слово… слово не пирата, но офицера, что с Валенсией ничего не случится!

    – Даю слово, – без колебаний ответил Ладимир.

    Хэтчет повернулся к племяннице и сказал:

    – Ты должна знать, что твои родители будут очень недовольны этим решением.

    – Уверена, родители меня поймут и одобрят этот поступок.

    Когда Ладимир, Валенсия и Георгий вышли из больницы, их ждали десятки людей. Колонисты, чьих детей отправляли или уже отправили на «Пилигрим». Многие плакали. Лад смотрел в их лица, глаза и видел боль, страх, надежду и молчаливое доверие, которым они награждали его. Отцы подходили и жали ему руку, матери обнимали и благословляли вслед… И Ладимир почувствовал, или скорее осознал, какой груз ответственности он взвалил на себя.

    Когда они оставили позади больницу и уже приближались к кораблю, рядом с которым стояли несколько машин с детьми, Валенсия сказала:

    – Странный вы человек, капитан.