Степанов не ответил. Вчера, как и сегодня, допросы и очные ставки затянулись глубоко за полночь, и когда Костя под утро вернулся домой на Петроградскую, он увидел, что от него ушла жена. И увезла восьмилетнюю дочь Лизу.

«Я люблю другого человека. Пожалуйста, оставь нас в покое».

Вот и все, что было написано на листе ученической тетрадной бумаги в косую линеечку. К кому она ушла, Костя знал.

— Черт подери! Можно мне наконец сказать? — раздраженно проговорил Теплов.

— Нет. — Степанов даже не поднял глаз от донесения.

И подумал, что с «тем человеком» ей, конечно же, будет лучше.

— Мы же с самого начала договорились с тобой, что ты будешь только наблюдать и помалкивать, — сказал он Теплову.

Теплов выскочил из-за стола, задохнулся от возмущения:

— Я при ваших подследственных хоть слово проронил?! Уже месяц я, как мудак, торчу здесь день и ночь! Вы работаете, и я работаю!

— Вот ты, как мудак, мне тут истерики и не устраивай. С меня и сидельцев хватает. Тебя сюда никто не звал, — жестко сказал Степанов и представил себе, что Лизе придется менять школу. «Тот человек» жил совсем-совсем в другом конце города, на Выборгской стороне. — Вали-ка ты, товарищ корреспондент, отсюда к такой-то матери и занимайся своим делом. А мы будем заниматься своим.

Кирилл Теплов передохнул и неожиданно спокойно и холодно произнес:

— А хрен тебе в грызло, Костя. Теперь это и мое дело. Слышишь, Степанов? Теперь это мое дело не меньше, чем твое. И я не дам тебе подвести Алимханова под высшую меру! Болт я забил на ваши сраные запоздалые, людоедские дополнения к Уголовному кодексу. Нужно будет, я через свою газету на весь Союз так пасть открою, что, поверь мне, очень многим мало не покажется!

Он прекрасно знал: все, сказанное им сейчас, — бред собачий! Его газета никогда не напечатает ничего подобного. А за попытку выступить против любого решения Верховного Совета он будет выкинут из журналистики ко всем чертям. Это в лучшем случае. В худшем — психушка.

Но сейчас ему нужно было если не на весь Союз, то хотя бы вот в этой большой комнате с высокими «сталинскими» потолками что-то сломать в традиционно послушном ведении следствия:

— Необходимо собрать всяких официальных спецов по драгметаллам, чтобы не мы, а они доказал и твоей прокуратуре, что изделия Алимханова — фальшивка и его монеты — не что иное, как хорошо выполненные игрушечные модели царских империалов конца прошлого века. О чем говорят даты на самих подделках — тысяча восемьсот девяносто третий год, и так далее… И денежными единицами Советского государства они никогда не были! Оборота в пределах СССР не имели, а как истинно русские сувенирные матрешки и балалайки, уходили за бугор….

— …чем подрывали враждебную нам западную капиталистическую экономику! — облегченно и радостно заржал Леха Петраков.

Майор Зайцев очнулся от оцепенения, даже головой покачал:

— Толково.

— Не очень, — буркнул Степанов. — «За бугор» — не наша компетенция.

Он потыкал пальцем в потолок. В четвертый этаж, полностью отданный Комитету государственной безопасности.

— Но попробовать можно. В конце концов, сравнительный следственный эксперимент мы провести обязаны. Все свободны. До завтра, — глухо проговорил Костя и подумал:

«Застрелиться, что ли?..»

Было три часа ночи.

«Ах, как не вовремя уехала Зойка!.. — глядя на капельницу, тоскливо думал старик Теплов. — Когда она рядом — все как-то проще и понятней…»

Он смотрел, как доктор Кольб маленьким пластмассовым колесиком регулирует скорость прохождения раствора в его вену.