|
На вашего покорного слугу попало изрядно, но, поскольку ещё до того, как привязать к креслу, маг снял с меня всю одежду (а как же иначе – надо же было убедиться в отсутствии амулетов и тому подобной ерунды), урон был признан незначительным. Кем признан? Мной, конечно же. Но глотать стекающую по лицу кровь не особенно приятно, и я попросил:
– Почтенная, Вы не могли бы… меня освободить? Молчание. – Почтенная! Наконец, я слышу неуверенные шаги. Ведунья подходит к тому месту, где минуту назад стоял полный сил и такой страшный для неё маг. В синих глазах старухи пленённой птахой бьётся страх. – Что… ты… такое?… – Оставьте эти глупости, почтенная! Мне холодно и… грязно! – Я ничего не могла поделать с этим магом… – Почтенная! Он полжизни совершенствовал умение нападать и отнимать, а Вы учились оберегать и сохранять! Прошу, поторопитесь, а то я задохнусь! Ведунья взяла со стола нож и, задумчиво трогая лезвие пальцем, сказала: – Ты опасен… Очень опасен… Почему я должна тебя освобождать? Мне следует завершить то, что не удалось магу… Вот и объясните мне, что такое людская благодарность! – Почтенная! – Я начинал холодеть не только от отсутствия одежды. – Вы производите впечатление разумной женщины… Не совершайте ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь! Вру, конечно. Не о чем ей будет жалеть. Можно подумать, моя тушка нужна кому‑то целой и невредимой, и этот кто‑то сурово накажет убийцу… – А ты испугался, – меланхолично констатировала старуха. Кто бы отрицал… Я не хочу умирать, как правильно отметил неудавшийся похититель чужих сокровищ. – Почтенная, одумайтесь! Нида, да хоть Вы ей скажите!… – я использовал последнюю надежду на спасение. – Нида… – ведунья вздрогнула. Взгляд женщины мгновенно заволокло пеленой слёз, и я услышал горестный всхлип: – Девочка моя… – Что с ней? – невольно подаюсь вперёд и плачу за это больно впившейся в горло верёвкой. – Он зачаровал мою девочку… – руки женщины бессильно обвисли. – Как именно? – Не знаю… Воткнул что‑то в грудь, она и затихла… – Почтенная! – строго сказал я. – Немедленно освободите меня, если хотите, чтобы Ваша воспитанница вернулась к вам живой и невредимой! – Ты… сможешь… – Если время не упущено, смогу, – обещаю так твёрдо, как только получается. – Хорошо, но… Тебе хватит одной руки? – Одной руки? Наверное… – ответил я прежде, чем понял, какой опасностью грозит этот ответ. Ведунья перерезала верёвку, проходящую за спинкой кресла и под сиденьем – соединяющую петлю на моей шее и связанные щиколотки. Потом на свободе оказалась моя левая рука, но лишь для того, чтобы тут же быть заломленной за спину: хвост удавки обхватил запястье, вздёргивая его к загривку. Далее пришла очередь ног – старуха стреножила меня, как лошадь, оставив возможность совершать лишь крохотные шажки, и только тогда разрезала путы, удерживающие на подлокотнике мою правую руку. – Я буду следить за каждым твоим движением, – хмуро сообщила ведунья. – И если увижу, что ты… – Где Нида? – не то чтобы я торопился спасать девушку, но от печальных угроз старухи становится не по себе. Очень не по себе. – В соседней комнате… Путаясь в затёкших ногах, я поплёлся в указанном направлении, неестественно выпрямив спину, чтобы дать шее хоть немного отдыха. |
