Я поднялся и направился к выходу. Снова усадить меня в кресло ему не удалась, и он больше меня не останавливал.

Открыв дверь своего дома, я обнаружил, что Эйриш по‑прежнему лежит внизу у лестницы и тяжело дышит сквозь маску. Должно быть, одно из легких у него отказало. В воздухе пахло чесноком, сожженной плотью и волосами. Я удивился, что не помню, как проходил мимо него, когда выходил из дома. Теперь же на пути в спальню я чуть не споткнулся о его тело.

Тамара совершенно неподвижно сидела на кровати, чуть наклонившись вперед. Я протянул руку и коснулся ее шеи, чтобы нащупать пульс. Пульса не было. Я включился в монитор сновидений, чтобы проверить, продолжается ли деятельность мозга. Впрочем, это ничего не значило: я знал, что, пока живы отдельные нервы, люди могут видеть сновидения даже через сорок минут после смерти. Эти мгновенные вспышки называются «сном мертвеца». Монитор оставался пуст. Я стащил Тамару на пол и сделал все, что было необходимо для восстановления деятельности легких и сердца, – начал массировать ей сердце и вдувать воздух в рот, но она не реагировала.

Скоро прилетит челнок, поэтому я побежал за своей медицинской сумкой и достал «раба» – миниатюрный прибор с компьютером, который имитирует рефлексы нервной системы. Иглы прибора я ввел в мозг Тамары сразу над поддерживающим позвонком. Включил «раба» – Тамара начала хватать ртом воздух; отладил технику так, что ее сердце забилось ровно, выровнялось и дыхание. Хотя это опять ничего не значило: компьютер может заставлять ее тело функционировать, даже если мозг погиб или изъят.

Некоторое время я проверял монитор: он оставался пуст, никаких признаков активности мозга, нет даже и следа «снов мертвецов». Я отключил «раба», Тамара тут же прекратила дышать. Оставалась надежда, что она выживет, очень слабая надежда, но для этого женщину нужно было немедленно поместить в больницу. Однако я не мог этого сделать. К тому же слишком велик был шанс, что ее мозг сильно травмирован, и даже если удастся вырастить новые клетки мозга, в них не будет ее воспоминаний, ее личности. И она всю жизнь будет сталкиваться с людьми, которых не помнит.

Я отвел маску, чтобы в последний раз взглянуть на лицо. Мертвенно – бледное, застывшее. Слеза выскользнула из левого глаза и медленно пробиралась по щеке. Я смахнул ее и удивился тому, что температура по‑прежнему высокая. Закрыл ей глаза и прошептал слова, которые произносят все рефуджиадос над своими мертвыми товарищами: «Свободна наконец!»

Я не мог видеть ее совершенно неподвижной, поэтому снова включил «раба», просто чтобы услышать ее дыхание. Так она словно бы оставалась живой, хотя это было всего лишь имитацией жизни.

Что же делать дальше? Прежде всего я сложил одежду в небольшую сумку. За мной три мертвых тела, и я не рискну показаться в Панамском суде. Нужно что‑то сделать с Эйришем. За спиной я услышал какой‑то непонятный звук, обернулся – никого нет. Пройдя на кухню, я взял медицинскую сумку и заполнил бутылочку синтетической кровью, но пролил большую часть на стол, потому что руки тряслись. Потом спустился вниз по лестнице, где лежал Эйриш, снял с него газовую маску, взял скальпель и вонзил лезвие под его правый глаз. Поворачивал, пока не вынул глазное яблоко. Глаз я опустил в бутылочку, взболтал ее и сунул в карман. Снова услышал какой‑то шум, обернулся – снова никого. Стук продолжался, и я понял, что это стучат мои собственные зубы. Я тяжело дышал, сердце забилось чаще.

Скальпелем я разрезал горло Эйриша от уха до уха.

– Это тебе за Флако, убийца, ублюдок, – сказал я. Смотрел, как хлынула из горла кровь.