Именно это оружие стало мечом и щитом танковых войск Советского государства, защищавшегося от небывалой в истории человечества агрессии…

26 августа 1946 года.

Появление множества самолетов в ночном небе Британии прошло незамеченным. Три десятка Ил‑28, каждый из которых нес по две однотонные планирующие бомбы объемного взрыва, стремительно приближались к своей цели ‑ заводам Роллс‑Ройса.

Казалось бы ‑ ну что такого могут сделать шестьдесят бомб огромному моторостроительному производству? Особенно в ночном вылете.

Как оказалось несколькими часами спустя ‑ очень даже много чего. Все‑таки точность этих красавиц превышала таковую обычных бомб (про которые какой‑то из летчиков‑шутников достаточно точно высказался «Советские бомбы очень точны. Каждая гарантированно упадет на землю») на порядок.

Пилот ведущего «Ила», майор Строганский даже секунды не сомневался, когда получил такой приказ. Уж очень ему запало в душу высказывание одного из американцев в интервью какой‑то из английских газетенок. Когда того спросили, что он чувствует, когда сбрасывает бомбы на спящие города, тот ответил: «Сотрясание фюзеляжа». Шутник, блин.

Теперь советские ВВС, после нескольких «хождений в гости» самолетов Альянса на территорию Евразийского Союза решили нанести ответный визит.

Майор понятия не имел, что в тот же самый момент к базе английского флота в Скапа‑Флоу подлетает втрое большая группа «Илов», вооруженная противокорабельными ракетами.

Да его это и не интересовало. Подходя к цели, он с каким‑то просто нечеловеческим спокойствием бросил в микрофон:

‑ Начали, ‑ и приготовился к сбросу бомб.

«А ведь прав был американец. И правда чувствуется только лишь сотрясание фюзеляжа. Ну и немножко злорадства».

‑ Наш Советский Союз покарает, весь мир капитала ‑ жди, мы придем, ‑ Строганский сам не заметил, как начал напевать переделанный советский марш из третьего Red Alert'а, первый раз услышанный им еще несколько лет назад, в Москве. ‑ Над Землей везде будут петь: свобода, братство ‑ ныне и впредь.

Далеко внизу вспухли огромные огненные шары от тяжелых бомб.

На майора неожиданно накатила волна чуть ли не эйфории ‑ и он даже не знал почему. Но хотелось петь громче и громче. Волевым усилием заставив себя успокоиться, пилот начал разворачивать машину на обратный курс.

Поднятые по тревоге ночные истребители английской ПВО обнаружили советские бомбардировщики слишком поздно, но все равно попробовали догнать. Не получилось. Русские самолеты неожиданно резко увеличили скорость и стремительно исчезли в небе над Ла‑Маншем…

27 августа 1946 года.

Южная Корея.

Никита Голенко лежал на земле, широко раскинув руки и бездумно глядя в темное небо. Последние несколько дней были одним постоянным боем ‑ и даже если в данный конкретный момент вокруг не стреляли, то это не значило, что за кустом не притаился американский морпех с «базукой».

Поневоле вспомнился разговор с пленным танкистом Альянса, дико раздраженным тем, что его «Першинг» оказался значительно слабее советской «Рыси». Он никак не мог взять в голову, какой смысл в том, чтобы размещать двигатель спереди? Ведь при работе он нагревается и портит видимость. Да и ремонтируется сложнее.