Ужин прошёл в тёплой, дружественной обстановке. Со стола решили не прибирать — потом, потом, потом — как будто нужно было торопиться на какой–нибудь поезд. Костя, врываясь в супружескую опочивальню, против обыкновения, не снял плавок, что, впрочем, выглядело, как любовная игра. Кто–то, например, натягивает воинскую фуражку, портупею, кто — маску поросёнка, а Костя — просто в трусах вошёл. Жена чуть не упала от его оригинального вида, хотя в тот момент, чтобы произвести впечатление, она приняла позу лотоса кверху корнями, и у неё были задействованы все четыре точки опоры.

Мышка тоже хотела сделать своему котику сюрприз: пару дней назад она увидела в магазине занятную вещицу в отделе женского белья. Что–то вроде комбинации, к которой пришили трусики. И называлось по–стильному: «Комбидресс». Молоденькая продавщица, хихикая и бросая многозначительные взгляды, объяснила, как пользоваться потайной фурнитурой, если телу понадобится связь с внешним миром.

…Хотела удивить мужа… Странные эти женщины. Купят что–нибудь и думают, что этот экземпляр единственный. Уж Костя–то знал, что их в город на тот момент поступило, как минимум, два.

В общем, влетает Костя в спальню в своём прикиде, а его мышка встречает его уже на четвереньках — в своём. И этак, кокетливо вращает попочкой. А что? Если замужем, то ничего не должно быть стыдно. А Костя — вот ведь какой озорник — не снимая белья, подкрался к ней сзади и прижался к жене своим разбухшим сокровищем. А потом рванул комбидрессово забрало так, что крючки посыпались, и, оказавшись вне зоны видимости, с ловкостью Арутюна Акопяна приспустил плавки, освободил своего истомившегося тигра и вошёл в супругу неожиданно и резко, вызвав у неё запоздалое «Ах–х–х!..». Костя сделал несколько решительных толчков и вдруг застонал. Жена подумала, что, всё — просто и буднично закончился её долгожданный праздник. Жалко: ждала, готовилась, купила комбидресс, а он… Даже не поинтересовался, как его расстёгивать…

Костя обмяк, отвалился. И он всё время тихонечко подвывал: «Оё!.. — оё–ё–ё-ё-о!». Женщина обернулась. Хотела сказать приличные случаю слова, что, дескать — ничего! — в другой раз у нас всё получится и… осеклась. Костя сидел на кровати, и вид его был жалок: то, чем он всегда так гордился, чем всегда перед супругой вызывающе похвалялся, висело теперь у него между ног кровавой тряпочкой. Костя сидел и, раскачиваясь из стороны в сторону, приговаривал: «Оё!.. — оё–ё–ё-ё-о!».

Как бы то ни было, но своё доброе имя он спас и ещё избавил себя от ненужных объяснений. Разыгранному спектаклю позавидовали бы и Качалов и Штирлиц. А говорят ещё, что мужчины не могут терпеть боль. Они могут переносить её, улыбаясь, даже не будучи при этом коммунистами. Конечно, важную роль в исходе щекотливой ситуации сыграла водочка, которая всё–таки боль на какой–то момент приглушила. (А оно и нужно–то было — на момент). Ну а главное — это, конечно, любовь Кости к своей женщине. Только любовь помогла ему поднять искалеченный член и, не моргнув глазом, эмитировать его в трепетное лоно законной своей супруги. И заново безжалостно содрать запёкшуюся, присохшую уже было, шкурку.

Можно представить, как важно было для Кости сохранить тепло домашнего очага.

И он его сохранил.

Сколько нежности, тепла и заботы подарила ему супруга, пока происходил процесс заживления раны! Несмотря на то, что в эти дни, в силу своих производственных обязанностей, много посторонних людей брали у Кости в руки то, что полагалось только ей одной. Это — хирург, который зашил разорванное место. Это медсёстры, которые делали Косте ежедневные перевязки, а потом — физлечение и массаж. Целый месяц Косте пришлось ходить на улицу Перова, засовывать член в специальный аппарат, где его просвечивали для скорейшего выздоровления недавно открытыми лучами.