Я даже не знаю, не уверен, остались ли воспоминания. Мы с Наташкой продолжали жить в одном совхозе, но с того дня, с того вечера, больше не виделись.

А Вальку я недавно встретил. Я хромал, ковылял потихоньку на почту за пенсией. Живот. Одышка. Непредсказуемые проявления метеоризмов. И тут — Валька. Седая. Толстая. В два с половиной обхвата. Вставные зубы. Варикоз. Ту Вальку, с речки Илек, я пытался увидеть в её глазах, когда мы разговаривали с ней о болезнях, о внуках. Помнит ли она «лодочку», всё хотел я у неё спросить. Но так и не решился. Смутился чего–то. Застеснялся.

Тогда, вечером, мы вернулись с речки, обгоревшие от непрерывного солнца. Усталые и довольные, как пионеры. Мы с жадностью пили парное молоко, заедали его свежайшим хлебом из железнодорожной пекарни. Валька. Надька. Наташка. И я. Их первый мужчина.

27–28.06.2000 г.

Мещеряковка

БЛЯДКИ

Валера заболел. Ему сделали операцию. Успели. Теперь ему были нужны свежий воздух, натуральные продукты, внимание и покой. В общем, всё то, чего в Германии только за большие деньги, а у нас в России — хоть жопой ешь. «Упокоился бедный стрелок» — это у нас упокоился. «Над вечным покоем» — это над нашим вечным покоем. Я написал: «Валера, приезжай, поживёшь недельку–другую — восстановишься. Молоко, яйца, сметана — всё своё, без всяких там гибридов. Воздуху — от Тузлы до Биробиджана, по самые спутники».

Вы не поверите — приехал. Вообще — убедить немца в том, что за границами Германии есть что–нибудь лучше, чем у них, что делают лучше, чем у них — невозможно. Там лучшие врачи, лучшие машины, и больше всех университетов. В них немцы, как дураки, бесплатно обучают кого угодно. А какие бабки могли бы делать!

Ну, сказать, что Валера польстился на мои слова, потому и рухнул с дуба в прекрасное далёко, нельзя. Он хорошо знал, куда ехал. Не одну собаку съел, когда в СССР коммунизм строил. Отдал лучшие годы жизни. И здоровье. А, кому всё лучшее отдашь, по тому и тоскуешь. Вот и зацепился Валера за мои слова. Про молоко, воздух. Вот и приехал.

Когда мы увидели друг друга, то вместе подумали, но вслух не сказали: «Как он изменился! Постарел–то как!». Зачем о грустном. Валера сюда поправляться приехал. Жена Мария приготовила пельмени. Я к случаю свинью заколол. На столе огурчики, помидоры со своего огорода. Самогон.

— Ну, как, Саня, привык к деревенской жизни?

— А то!

Водку нельзя, жирного нельзя, острого нельзя. Когда остались наедине, я Валеру спросил: — Ну, а баб тебе можно?

Вопрос, видимо, застал его врасплох. Ко всему он был готов, собираясь в Россию, а про баб даже и не подумал.

А я решил сделать Валере сюрприз. В молодости мы с ним часто, бывало, ездили на совместные блядки. Вот я и придумал организовать ему здесь что–то подобное, вспомнить огневые годы. Ничто так не помогает идущему на поправку больному, как полноценный половой акт.

Хорошо законспирированные блядки укрепляют семейные отношения, их цементируют. Существует парадоксальная зависимость между блядками и гармонией в супружеской жизни. Для того чтобы вас любили дома, необходимо, чтобы кто–то любил вас на стороне. Если у вас не получается — заставьте себя. Да, во имя укрепления любви в семье, иногда бывает нужно поступиться принципами, пойти на какие–то жертвы. Закройте глаза и отдайте себя какой–нибудь ветреной девчонке, и вы увидите, как обострится к вам интерес вашей законной супруги.

Блядки, как предохранительный клапан, который сбрасывает лишний пар, спасая тем самым котёл от неминуемого взрыва.