Стекла незатемненные, машину видно насквозь, ни один гаишник не остановит. Конечно, если бы
остановил, у этих наверняка есть самые разные документы, но лучше же, Дмитрий понимал прекрасно, если никто не останавливает, потому что все-
таки взглянет на тебя, а потом на чьи-то вопросы может нарисовать словесный портрет, указать время, место...
— Почему именно я? — спросил он. — И что за «Каскад», никогда не слышал...
Ермаков пропустил вопрос про свое подразделение мимо ушей:
— Ну, скажем, ты не один. Но ты попал в поле зрения не случайно. Во-первых, если уж хочешь быть таким скрытным, нельзя пользоваться
Интернетом. Сам понимаешь, что некоторые службы составляют обширные картотеки на все партии, группы, движения, объединения, а также на лидеров,
будь это политические деятели, религиозные, культурные или криминальные. Как на своих... то бишь, отечественных, так и на иностранных. Скажем
коротко, ты попал в наше поле зрения сперва как удачливый исполнитель. Профессионал высокого класса, плюс еще и удачливый. У нас, кстати, на это
обращается особое внимание. Что-то не так?
Дмитрий буркнул, удивляясь как этот полковник заметил его недовольство, ведь не двинул же и единым мускулом:
— Да так... Я считаю, что назвать меня удачливым — это называть дураком.
— Ого! Почему?
— Я все просчитывал. Мне сопутствовал успех, а не удача.
— Ну-ну, — примирительно сказал Ермаков, — если бы тебя искали не те лопухи, твой успех бы тебе не помог... Ладно, когда начали собирать
информацию, оказалось, что к тебе ни ведут никакие нити!.. Это заинтересовало. Непривычно увидеть в нашем гнилом обществе современного Робин
Гуда!
Машина вышла на окружную дорогу, водила выжал сто сорок, теперь на кольцевой это привычно, а Дмитрий поглядывал больше на водителя и
Ермакова. Так легче понять, куда везут: во Внуково или Быково. Что на аэродром, это понятно, тренировочные лагеря от Москвы всегда далеко, на то
свои причины, но по расположению аэродрома тоже что-то можно понять...
Длинными проселочными дорогами они проехали на небольшое открытое пространство. Табличка указывала, что здесь участок Академии
Сельскохозяйственных Наук по выведению морозоустойчивой пшеницы. Дмитрий вяло прикинул, сколько же денег пришлось ухлопать, чтобы убрать здесь
ранее проложенное шоссе и проложить поверх эту раздолбанную колею. И сколько в этот момент за ним наблюдает операторов, снимая его в трехмерной
проекции, анализируя голос, движения, создавая математические модели, укладывая в память, где даже оперативная исчисляется терабайтами.
На краю поля стояла сиротливо караульная будочка, а чуть дальше — подсобный домик, тоже ветхий, запыленный, еще дальше — деревянное
сооружение, называемое где клозетом, где гальюном, а где и вовсе... . Запыленный старенький шлагбаум перегораживаю колею как в насмешку: рядом
земля чистая и твердая, высушенная солнцем, езжай — не хочу. Такую же видел на полях Бурунди, где на каждый квадратно-гнездовой метр по три
мины.
— Сколько там этажей вглубь? — поинтересовался он.
Ермаков взглянул на него смеющимися глазами:
— Это поле в самом деле принадлежит Академии Наук. И пшеницу выращивают настоящую. В прошлом году сюда три экскурсии приводили!
Солдат вышел, сонный и что-то жующий, вяло проверил их документы, шлагбаум заскрипел как несмазанная телега, с великой натугой начал
подниматься. |