Мы доплыли до того места, где река делала изгиб, и с острова, а тем более с моста, нас невозможно было увидеть. Затем я причалил к левому берегу; мы вытащили лодку и забросали ее травой, после чего я велел Квимбо оставаться на берегу и ждать моего прихода.

— Нет, прекрасный, добрый Квимбо не ждет здесь; очень много тигров.

— Ладно, идем, но более — ни слова!

Чтобы выйти на дорогу, нам пришлось пробираться сквозь заросли, и это было нелегко — ведь все мое одеяние составлял лишь саронг.

Через некоторое время мы достигли проторенной дороги.

Внезапно нам открылась площадка, где я и увидел жилище китайца. Это был большой, из одного лишь бамбука выстроенный дом, подле которого стояло три небольших строения. Слева я обнаружил круглую изгородь, сделанную из мощных, в шесть локтей высотой, бамбуковых стволов, вкопанных тесно друг к другу. За изгородью виднелась еще одна ограда, более высокая.

Для чего были они предназначены?

Дабы не быть увиденным, я вновь укрылся в зарослях. Квимбо встал рядом, указал на одно из строений и прошептал:

— Там был заперт прекрасный, смелый Квимбо.

В этот момент мы услыхали — человеческий? — крик, нет, это был настоящий вой. Доносился он из большого дома.

— Это служитель, который давал еду Квимбо, — объяснил кафр.

— Почему он кричит?

— Линь Дао наказывает его.

Я хотел было продолжить расспросы, но в этот момент дверь дома отворилась и вышли трое мужчин. Один из них был… нашим вчерашним лоцманом; второй, тоже малаец, был мне незнаком; они остановились. Третий, китаец, подошел к изгороди и открыл имевшуюся в ограде дверь. Тотчас раздался рык какого-то хищника.

Китаец вошел и закрыл за собою дверь; в какую-то долю секунды я успел заметить за изгородью огромную дымчатую пантеру, коя, несомненно, была приручена.

Десять минут спустя китаец вышел и направился к малайцам.

— Это Линь Дао, — сообщил Квимбо чуть слышно.

— Зачем там эта пантера?

— Квимбо не знает, но он слышал ее; рычала всю ночь до утра.

Тут мне в голову пришла одна мысль, кою, впрочем, прервал раздавшийся звук гонга; услышав гонг, все трое побежали к мосту. Через некоторое время они вернулись, но уже вчетвером; четвертым был писарь портового чиновника. Они несли с собою связанного человека, одетого по-малайски. Он был доставлен к изгороди и водворен за внутреннюю ограду. Затем вся группа направилась по мосту на остров.

Кто этот пленный? Не играют ли бамбуковые ограждения роль тюрьмы? Нет ли здесь и Бонтвернера?

Вопросы теснили друг друга, однако я не находил ответа ни на один из них; но для себя я решил твердо — с наступлением темноты вернуться сюда и разворошить все это гнездо. Теперь же надо было уходить, поскольку здесь, вне всякого сомнения, находилось людей много больше, чем я мог предположить, и к тому же я разыскал этот мост. Но для вечернего посещения мне не помешало бы поближе познакомиться с островом и мостом; посему я отослал Квимбо к лодке, сам же под прикрытием листвы пробрался по мосту на остров. Едва я успел это сделать, как невдалеке раздались голоса. Я укрылся в зарослях, и в этот момент на поляне, рядом со мною, появились Линь Дао и лоцман. Я отчетливо услышал, как лоцман спрашивает:

— А у тебя все выйдет?

— Яхта должна быть нашей. Когда у нас будет больше народу, мы такое совершим! А сейчас у меня только вы трое да этот сторож, которому я сегодня опять всыпал за то, что он дал голландцу слишком много еды. Остальные же сейчас в море и придут только через неделю. Если тебе удастся привести яхту на Падан, она будет нашей. Тебе нужно будет только сообщить моему брату Хи Чену.

Линь Дао ушел через мост в свой дом, лоцман же сел в лодку и уплыл.