— И у вас есть деньги?
— Нет.
— Нет? Good god! И тем не менее ставите эту сумму?
— Разумеется!
— Как это возможно?
— Вы мне их одолжите.
— Я одолжу… одолжу… одолжу вам…
Он запнулся и стал смотреть на меня, словно я представлял величайшую в мире тайну. Я принялся объяснять ему:
— Вы столько раз склоняли меня к пари, причем всегда обещали ссудить мне требуемую сумму. Так стоит ли удивляться, что именно сейчас я обращаюсь к вам с подобной просьбой?
Он рассмеялся.
— Ах, вот что! Увы, я попался; но для вас это не будет значить ровным счетом ничего, поскольку это пари я выиграю. А против вашей тысячи я поставлю две. Согласны?
— Нет.
— Нет? Что же вы имеете против того, чтобы я увеличил ставку вдвое?
— Ничего, но я хочу выиграть не деньги.
— А что же?
— Одну вещь, которую мне очень хотелось бы иметь. Но поставите ли вы ее на кон?
— И что это за вещь?
— Ваша chair-and-umbrella-pipe, сэр.
Я сказал это насколько можно дружелюбнее, будто я говорил о пустяке. Раффли же, тем не менее, вскричал:
— Мой зонт?! Zounds! Вы с ума сошли, Чарли? Я должен его ставить и им рисковать?
— Но вы же уверены в своей победе, сэр Джон Раффли!
— Я ставлю две тысячи; в противном случае из пари ничего не выйдет.
— Вы не шутите?
— Нет, я абсолютно серьезен.
— О! Мне жаль вас, сэр Джон, мне очень жаль вас!
— Жаль? И почему же?
— Потому что вы столько раз говорили мне, что истинный джентльмен никогда не отказывается от пари.
— Я отказываюсь не от пари, а отказываюсь ставить на мой зонт!
— Это софистика! Вы отказываетесь от ставки, а значит, пари долее продолжаться не может.
Он отвернулся от меня, отошел к левому борту и некоторое время молча вышагивал из стороны в сторону. Затем подошел ко мне вновь.
— Да поможет мне небо! Это правильно, и вы абсолютно правы; как джентльмен, я должен принять пари; но если я его проиграю, я никогда уже не смогу появиться в клубе и увидеть своих друзей. Вы отвратительный человек!
— Зато наконец полноценный джентльмен, который понимает, что значит пари!
Весьма огорченный, он ушел на корму. Конечно же, у меня и в мыслях не было лишать его любимой pipe; но я намеревался преподать ему урок по части того, что никогда не следует столь опрометчиво предлагать каждому пари.
Между тем взору нашему открылся остров Пуло-си-Малу, после чего мы взяли курс на юго-восток. Слева, вдалеке от нас, виднелись острова Баньяк, а по правому борту — небольшие острова, предваряющие северное побережье Пуло-Риа. Мы приближались к бухте Тапанули.
Для чужеземца пройти меж островами Баньяк и Пуло-Риа — задача непростая, здесь много мелких островов, что значительно усложняет фарватер; посему в этих местах необходимо брать лоцмана.
Лоцман был вскоре найден; им стал чистокровный малаец, говоривший меж тем на голландском и английском языках. Он договорился с Раффли об оплате и, взобравшись вместе с ним к штурману, стал указывать путь.
Я же отправился на нос и отдался созерцанию открывшегося передо мной вида. Какой роскошной явилась мне растительность Суматры! На память стало приходить все, что я когда-либо читал о Суматре, особенно о зверях, к охоте предназначенных, коих на этом острове имеется в избытке: орангутаны, слоны, два вида носорогов, дымчатые пантеры, а в предпочтении всем — королевский тигр, столь же сильный, опасный и ужасный, как и индийский его собрат. |