|
Думитру плелся в кошару. «Вставай, браток, если ты не пойдешь, Оана одного меня будет терзать до самого утра, а я не выдержу». — «Что-то я устал, — отвечал Петру, — разбуди Марина». — «Марин уже был у нее, еще до меня. Иди, иди, ты лучше всех отдохнул...» За две недели Оана так измочалила чабанов, что они стали прятаться от нее, кто в чащобе, кто в пещере, чтобы отоспаться, возвращаясь в кошару только к вечеру, когда нужно было загонять для дойки овец. Не один раз Оана являлась по ночам и в постель старшего чабана, но тот вскоре стал праздновать труса и ложился спать, положив рядом бич из воловьих жил. «Ты ко мне не подходи! — кричал он. — Я уже в годах и хочу, чтобы дети похоронили меня в родном селе, в долине. Не подходи, бичом ожгу!» Оане становилось жалко его возраста, и она отправлялась блуждать по горам, отыскивая молодых чабанов. Слух про норов Оаны вскоре разнесся по всей округе. Потекли к ней и другие пастухи, но Оана так умучивала их на своем ложе, что утром у них не хватало сил добраться до своих кошар, они валились с ног и засыпали где попало. Овцы, брошенные на собак, разбредались во все стороны, скатывались с крутых склонов в ущелья и жалобно блеяли там, покинутые всеми. Слух об Оане докатился и до сел в долине, откуда повалили в горы самые видные да тщеславные мужики. Оана принимала всех подряд и до того их умучивала, что на второй или третий день, изможденные и обессиленные, они валились где-нибудь на обочине дороги и отсыпались целыми сутками, словно после жестокой лихорадки. Всполошились по окрестным селам и женщины. Многие стали опасаться, не потеряют ли окончательно своих мужей, такими бессильными выпускала их из своих объятий Оана, помучив несколько дней и ночей в своей постели.
И вот женщины сговорились избавиться от нее: сначала одурманить, а потом избить, растоптать, искалечить. Собралось с полсотни женщин из всех долинных сел, но, когда увидели, как она купается в источнике, оглядываясь вокруг, отыскивая глазами на скалах или за кустами мужчину, какого еще не отведала, женщины сначала окаменели, а потом принялись креститься. Оана вышла к ним в чем мать родила и спросила: «Что вам надобно?» Тогда шагнула вперед одна из женщин и ответила: «Пришли мы заколдовать тебя, девушка, чтобы ты оставила наших мужиков в покое. Но теперь, увидавши тебя, поняли, что никакое колдовство не поможет. Ведь ты совсем не такая, как мы, слабые женщины, создания Божий, ведь ты великанского племени. Сдается мне, ты из рода иудейских великанов, которые загубили Господа нашего Иисуса Христа, только они были такими большими и сильными, что смогли распять Сына Божьего. А если это так, то напрасна вся наша ворожба, ничто тебя не возьмет. Но мы просим тебя: оставь ты наших мужей в покое, потому как они созданы не для тебя, они, худородные, только для нас, богобоязненных женщин, и годятся. Возвращайся туда, откуда пришла, там и ищи себе мужа, такого же великана, чтобы был тебе во всем под стать!» Но Оана им отвечала: «Неспроста пришла я в горы, хозяюшки. Так мне на роду написано — искать мужа в горах. Было мне также сказано, как узнаю его: спустится он ко мне в один прекрасный день верхом, оседлав сразу двух коней... И если бы старший чабан не перехватил мне горло воловьей жилой, я бы так и не узнала мужчину, потому как ни один из пастухов, что хотели овладеть мною, не достоин меня. Но раз уж подлостью заставили меня попробовать мужика, теперь не моя вина, что я хочу перепробовать их всех, ведь и я не каменная». — «Невеста-девица, — закричала тут одна из женщин, — мужчину, что скачет разом на двух конях, такого ты в наших краях не встретишь. Но если ты великанского роду-племени, поищи себе змея. Походи по горам нагая, как теперь ты есть, и увидишь, явится тебе змей, во всем для тебя подходящий». Оана пристально глянула на нее и усмехнулась: «Спасибо тебе, хозяюшка, ибо слова твои будут мне в поучение». |
