Я даже не знал, как начать успокаивать ее, но хотел попытаться. Так что я сел рядом с ней и свесил ноги над черной рябью воды.
Она не рыдала, просто тихо плакала. Я положил руку на ее плечо и осторожно сжал его, давая ей понять, что я здесь. Секундное колебание — и она повернулась ко мне, и я обнял ее одной рукой, прижимая к себе. Я почувствовал влагу на плече, ее слезы на моей коже. Я держал ее, давая ей поплакать, и думал, все ли я делаю правильно, не должен ли я сказать что-то, что бы все исправило.
— Я скучаю по ней, Кейден, — ее голос был тихим, едва слышимым. Я скучаю по маме. Я я скучаю по дому. Я очень хочу домой. Но больше всего я хочу вернуться и снова увидеть маму. Папа не говорит о ней. Иден не говорит о ней. Я не говорю о ней. Как будто она умерла, и теперь мы притворяемся, что ее и не было вовсе.
— Можешь поговорить со мной, — я надеялся, что эта фраза не звучит как клише.
— Я не знаю, что сказать. Ее нет уже полтора года, и все, что я могу сказать... я скучаю по ней. Я скучаю по тому, что она делала из нашей семьи... семью.
Она всхлипнула и отодвинулась от моего плеча, хотя наши тела все еще крепко прижимались друг к другу, бедро к бедру. Я обнял ее за плечи, и она, похоже, не возражала.
— Теперь мы просто сами по себе. Иден и я... мы близняшки, я тебе не говорила? Мы даже по-настоящему не говорим о ней, о том, что скучаем, ничего такого. А мы близняшки, у нас почти что один мозг на двоих. Строго говоря, как будто мы иногда можем читать мысли друг друга.
— Ничего такого раньше в моей семье не случалось. Я не знаю, как бы мы с этим справились, если бы это произошло. Я знаю, что папа не стал бы об этом говорить. Мама — может быть. Думаю, я, как отец, и мне сложно разговаривать о всяких вещах. Мне уже трудно. Я уверен, ты поняла. Я никогда не знаю, что сказать.
Мы немного помолчали. Но Эвер было нужно с кем-то поговорить. И я подумал о той неделе, когда мы вдвоем сидели на озере, рисовали — мы оба знали, как общаться с помощью наших карандашей и кистей. Мне в голову пришла мысль, и я сказал, не думая:
— Что, если бы мы были друзьями по переписке?
Господи, это звучало глупо.
— Друзья по переписке?
По крайней мере, она не стала сразу смеяться надо мной.
— Я знаю, что это кажется идиотизмом или что-то вроде того. Но по телефону поговорить будет сложно. И мы живем не так уж близко друг к другу, и я подумал, что, если мы будем писать друг другу письма, мы можем говорить о том, о чем хотим и когда хотим.
Эвер молчала и ничего не говорила, и я начал ужасно стесняться.
— Думаю, это глупо.
— Нет... мне это нравится. Я думаю, это отличная мысль. — Она склонила голову на мой бицепс.
Мы так и сидели в тишине летней мичиганской ночи, прижавшись друг к другу, но не обнимаясь, не разговаривая, затерявшись в своих мыслях.
Я услышал позади голоса и, обернувшись, увидел, как два луча от фонарика двигаются к нам.
— Нас обнаружили, — сказал я.
Как раз до того, как сотрудники лагеря нашли нас, Эвер сжала мою руку:
— Обещаешь, что напишешь?
— Обещаю, — я неловко сжал ее руку в ответ. — Спокойной ночи, Эвер.
— Спокойной ночи, Кейден, — она немного поколебалась, потом повернулась и крепко обняла меня, прижавшись всем телом.
Это стоило тех неприятностей, которые я нажил.
Глава 5
* * *
Эвер.
Глава 6
Я прочитал письмо Эвер несколько раз, а потом, наконец, сложил его и аккуратно положил обратно в конверт, а конверт, от которого все еще исходил слабый аромат духов, как и от нее, положил в коробку из-под обуви, где были и другие ее письма. Всего было шесть писем, по одному на каждую неделю, прошедшую с окончания летнего лагеря в Интерлокене. |