Как ни прислушивался Угрюмый к интонациям Коляна, но не обнаружил в них ничего зловещего — обыкновенный начальственный треп с заявками на демократичность. Что поделаешь, волна перемен коснулась и криминальных структур.

Николай плюхнулся на заднее сиденье. Рядом скромно, словно и не хозяин тачки, устроился Угрюмый. За год он успел проехать на своей иномарке около тридцати тысяч километров, но на ее заднем сиденье ехал впервые. Дорога отсюда выглядела совершенно иной.

Третьим сзади сел Цыган. Угрюмый почувствовал себя стесненным и незаметно подвинулся.

— Послушай, Колян, куда мы едем? Это же дорога не на Пресню, — через некоторое время спросил Федор, выдав себя беспокойными нотками в голосе.

— Успеешь ты на свою Пресню, мне тут еще в одно место нужно заскочить. Если хочешь, можем пойти вместе.

Цыган зловеще помалкивал. Угрюмый не переваривал этого типа и ощущал кожей его ответную ненависть. Была бы воля Федора, так он бы посадил этого злодея с лошадиной улыбкой пожизненно под крепкий замок и выводил бы на свет Божий только для того, чтобы попугать непослушных малышей.

Цыган представлял собой классический образчик уголовника со стажем — худощавый, как высушенная вобла, с темной обветренной кожей, которая, казалось, помнила едва ли не все зоны России. Характерные глаза, настороженные и недоверчивые, словно видевшие в каждом «кума», от которого следовало ждать очередной накачки, а то и водворения в карцер. Люди, не знавшие Цыгана, от его взгляда начинали невольно ежиться, словно чувствовали на шее обжигающее прикосновение стального лезвия.

Цыган в бригаде Коляна был чем-то вроде психологического оружия. У Цыгана напрочь отсутствовали тормоза, и на противника он порой производил ошеломляющее впечатление. Так, например, во время напряженного разговора он мог неожиданно издать истерический вопль, порвать на себе рубашку и обнажить грудь со множеством татуировок, рассеченных страшными шрамами. Цыган не однажды рассказывал, что шрамы он заработал в славной драке, когда держался один против пятерых, вооруженных ножами. Действительность была до смешного банальной: просто однажды по пьяному делу он свалился на груду битого стекла.

— Хорошо, я пойду с тобой, — охотно согласился Угрюмый, придавая своему голосу беспечность и втайне радуясь, что неприятному соседству пришел конец.

Автомобиль въехал во двор. Место было тихое, даже глухое, ни одной живой души поблизости, словно в окружающих домах вымерли все живые существа.

Колян распахнул дверцу и бросил Кроту:

— Поднимемся все. Машину пока запри.

— Хорошо. — Крот заглушил двигатель.

Цыган, скаливший золотые зубы в нехорошейулыбке, напоминал Бармалея из сказки. Злодейское выражение его лица Угрюмому не понравилось. Впрочем, стоит ли обращать внимание на такие мелочи — мало ли какая гнусная мыслишка точит параноидальный мозг блатного.

— Колян, тут братва с Северо-Запада подъезжала. С ними законный был, хотели переговорить с тобой, — догнал Крот удалявшегося Радченко.

Николай неожиданно остановился и, повернув к Кроту злое лицо, процедил:

— Послушай, Крот, не надо меня разочаровывать. Я уже начинаю жалеть о том, что ты здесь. Посмотри на Цыгана, разве он будет играть по чужим правилам? И не подумает! Мы пришли сюда для того, чтобы победить. Мы придумали игру, которой до нас не существовало. Поэтому они должны играть по нашим правилам!

— Колян, они были с законным.

Радченко разгорячился не на шутку:

— Такое впечатление, что ты по-прежнему паришься в чалкиной деревне. Окстись, парень! Мы на воле! Здесь нет ни законных, ни смотрящих, ты сам себе голова! Если оглядываться на каждого хмыря с авторитетной наколкой, то можно вообще остаться без штанов. Ты думаешь, они о тебе заботятся? — Колян почти кричал, но в окнах не дрогнула ни одна занавеска.