|
Он полагал, что, зная это, я легче тебя забуду. – Я так счастлива быть реабилитированной в твоих глазах, – съязвила Сара. – Тебе не кажется, что сарказм здесь не уместен? – Я понимаю, что следует рукоплескать тому мужеству, с которым ты признал свою ошибку. Рукоплескать и умиляться… И, смею заверить, именно так бы я и сделала, не играй вы до этого моей жизнью. Учитывая, что отец сделал это признание, по меньшей мере, пару недель назад, ты не слишком сбился с ног, чтобы поведать мне об этом. Наоборот, ты продолжал спекулировать своими обидами. Так с какой стати я стану верить твоей мнимой искренности теперь? – Отец сказал, если бы ты согласилась остаться со мной, он сделал бы все, чтобы обезопасить тебя от каверз Катарины. Но ты выбрала чек, – напустился на нее Гвидо. – Твой отец многое тогда наговорил – и обвинений, и уверений. Я приходила в себя после падения, вызвавшего выкидыш, и кровотечений, а он носился по моей палате в панике, как ошпаренный, озабоченный только тем, чтобы это происшествие не выплеснулось на страницы газет. Я не посчитала возможным доверить свою дальнейшую судьбу такому человеку. Поэтому взяла деньги и поспешила убраться. А если бы дождалась тебя, ты бы, может, и не дал мне этого сделать. Но и не защитил бы. Это я тоже знала наверняка. Я догадываюсь, как твои родные трактовали потом мой поступок. Что я, якобы, слишком молода еще для брака и меня ослепили деньги. Но на самом деле это ты не созрел быть мужем, отцом, главой семьи. Ты до сих пор такой, Гвидо. Теперь ты доподлинно знаешь, как все произошло, но продолжаешь выгораживать свою родню, обвиняя меня. – Они моя семья! Как еще прикажешь поступать? – Я тоже была твоей семьей! – воскликнула в отчаянии Сара. – Вспомни наш последний день вместе. Мы тогда пошли в спальню сразу после ланча. Ты позвал меня в постель впервые за полтора месяца. Катарина ворвалась в нашу спальню, когда мы любили друг друга. Она, конечно же, извинилась за вторжение, но продолжала лепетать, что собирается в город и просто хочет попрощаться с тобой. Ты ведь намеревался лететь в Нью Йорк. Она знала о твоих планах, в то время как твоя жена пребывала в неведении. А когда я попросила тебя взять меня с собой, ты сказал, что нам будет полезно побыть некоторое время врозь. И это тогда, когда я тебя почти не видела. Ты постоянно отсутствовал. – Да, я не мог этого выносить. Ты почти все время пребывала на грани истерики. Достаточно было любого повода, чтобы ты разрыдалась. – Ты просто истукан, Гвидо! – вновь повысила голос Сара. – Что бы я ни делала, что бы ни говорила, я не могла до тебя достучаться. У тебя на все была своя версия событий, которая всегда подозрительно совпадала с версией Катарины. – Если бы Альдо столько лет не хранил свою страшную тайну… – Теперь Альдо виноват, что не наябедничал на свою зловредную кузину. А ты никогда не думал, что люди становятся такими вредоносными, когда им многое позволено? Вы сами – ты и твои родители – сделали Катарину такой, а потом она стала вить из вас веревки… Когда твой отец завел речь о разводе, я допустила, что, возможно, он лишь озвучивает твое желание. – Вовсе нет, – вставил Гвидо. – Это ты сейчас так говоришь, – отозвалась она. – Тогда ты был уверен, что наш поспешный брак сильно осложнил твою жизнь. Тебе нравилось проводить со мной время. Но быть мужем и быть любовником – это не одно и то же. Когда ты это понял, наступило разочарование… Я не хочу больше об этом говорить. Мне нужно выпить, – заявила Сара и поднялась с постели. Гвидо проводил ее молчаливым взглядом, но, когда она оказалась у него за спиной, не стал оборачиваться. Но он мог слышать, как нервно позвякивает лед в ее стакане. – Сара, не плачь, – с мукой в голосе произнес Гвидо. |
