О нет!
Борис Львович не улыбается даже и молча садится в свой угол.
Я снова вижу пару черных блестящих глаз, устремленных на меня оттуда. Он точно присматривается ко мне, точно изучает мои движения, лицо, походку. И мне становится как-то жутко и не по себе под этим настойчивым взглядом. Потом он уходит, не простившись ни с кем.
— Не люблю я этой тени отца Гамлета, — смеется Маша Ягуби, покачивая ему вслед головой.
— Пари держу, что он опять в лес удрал, — вторит ей Володя Медведев.
— Неужели он никогда не смеется? — срывается у его младшей сестры, Сони.
— Нет, как же! — отзывается Тима. — Раз я видел его хохочущим, когда его Мишка с солдатом боролся: совсем как будто другой человек.
Ах, правда! Ведь и я видела этого мрачного человека добродушно, ребячески довольным в обществе его мохнатого друга.
— Господа, прошу внимания, — возглашает Линский, мастерски читающий стихи, и возвышает свой красивый баритон.
— Господа, кто стащил мою иголку?
— Дина! Тcсс! Штраф!
За помеху в чтении взимается штраф в пользу голодающих.
И платим мы штраф с особенным удовольствием и охотой.
А работа подвигается. Да и время — скоро рождественский сочельник.
Дождались-таки Рождества! Огромная елка стоит в гостиной. Запах свежей хвои наполняет комнаты. Гремит весь вечер рояль под искусными руками Эльзы.
Я с удовольствием принимаю участие в детских забавах, а сама нет-нет да поглядываю на часы: после детской елки мы с «Солнышком» и мамой-Нэлли едем на «наш» знаменитый базар в городскую ратушу. Там же и наш костюмированный вечер.
Костюм цветочницы с корзиною живых цветов разложен у меня на кушетке, и черная полумаска ждет на столе. Решено, что я войду немного позднее в залу, чтобы никто не узнал Лиды Воронской по сопутствующим ей родным.
Затея костюмированного базара принадлежит Володе Медведеву.
— Гораздо интереснее не знать, у кого покупаешь. Забавнее во сто раз, — уверял он.
По окончании базара решено ехать кататься в мокшанах.
— Будем заезжать в знакомые и незнакомые дома, — развивает эту идею Тима.
— Ах, вот чудесно! Восторг! — пищат барышни.
— Как хотите, а дочку я с вами без себя не пущу, — заявил «Солнышко».
Поднялись суматоха, охи, протесты.
— А вы вот что, Алексей Александрович, поручите вашу дочь мне. Будьте покойны, довезем в сохранности, — говорит Тима.
— Что?! Вам?! Тимочка, не обижайтесь, голубчик, да вам самому гувернантку надо.
И мой отец, знавший Зубова еще в детские годы, безобидно расхохотался.
— Ну а без Лидочки я не поеду, — заявила Маша Ягуби.
— А вас-то пускают самое, Надюша? — обратились к Дине.
— Увы, нет! Без немки нельзя, а немка не хочет ни за что, — чуть не плача говорит Дина.
Наконец, решено было, что «Солнышко» поедет с нами. Для этой цели со дна сундука был извлечен костюм боярина, в котором он когда-то участвовал в одном великосветском спектакле.
К общему восторгу юной компании, удалось заполучить согласие моего отца, который являлся душой всякого общества.
В семь часов вечера с трудом удалось развезти компанию малышей по домам. Некоторые из маленьких гостей устроили концерт в передней.
Наступила и моя очередь веселиться.
Костюм цветочницы, распущенные по плечам локоны и большая благоухающая корзина живых цветов, которые я должна буду продавать у своего киоска одновременно с изящными вещицами туалета. |