|
Мѣсто около шалашей дѣвушки держали чисто и подметали. Тутъ-же стояли удочки. Артель, отработавшись, каждый день удила рыбу. Рыба попадалась мелкая, но все-таки служила хорошимъ добавленіемъ къ пищѣ. Отъ шалаша къ шалашу была протянута веревка и на ней сушились выстиранныя полотенца съ шитыми концами, рубахи. Видна была домовитость. Изъ кумачевой тряпицы отъ старой рваной рубахи Андрей сдѣлалъ даже подобіе флага и воткнулъ его на полѣнницахъ дровъ надъ шалашами. Тутъ-же поставилъ онъ вертушку изъ щепокъ, которая вертѣлась при вѣтрѣ. Погода становилась теплѣе, вешнее солнце пригрѣвало сильнѣе и сильнѣе, по ночамъ все еще было иногда холодно, но утренники были уже слабѣе и зябнуть особенно сильно не приходилось. Увеличилась и задѣльная плата. Дня черезъ два послѣ того, какъ огородникъ переманилъ на огородъ человѣкъ пятнадцать пильщицъ, рабочіе отправились къ прикащику и стали просить прибавки къ задѣльной платѣ. Прикащикъ видѣлъ, что народъ убывалъ съ работы. Кромѣ огорода рабочіе уходили и на кирпичные заводы, гдѣ уже начиналась работа, такъ какъ земля уже оттаяла и можно было свободно рыть глину. Прикащику ничего не оставалось, какъ прибавить къ задѣльной платѣ за пилку дровъ по пятачку за сажень, что онъ и сдѣлалъ. Выгрузка дровъ осталась въ прежней цѣнѣ. По случаю прибавки, у дровъ среди рабочихъ явилось ликованіе. Мужики запили съ радости и пропили цѣлый день. Тѣ, которые пилили вмѣстѣ съ женами или съ любовницами, подставили своимъ подругамъ подъ глазами синяки. Андрея тоже нѣсколько разъ тянули на деревню въ кабакъ, но онъ не пошелъ съ мужиками. Прибавку-же задѣльной платы все-таки пожелалъ чѣмъ-нибудь отпраздновать — сходилъ на деревню, купилъ пару пива и роспилъ ихъ около шалашей съ своими товарками. Арина и Аграфена не могли отказаться отъ пива и выпили по чайной чашкѣ, спрыснувъ прибавку. Теперь уже артель, имѣя собственные, принадлежащіе Андрею пилу и топоръ, получала по тридцати пяти копѣекъ за каждую распиленную сажень дровъ въ три съ половиной аршина длиннику и при неустанной работѣ могла зарабатывать по восьмидесяти копѣекъ въ день. Были дни, когда они считали, что заработали и по рублю.
Андрей, Арина и Аграфена жили согласно, не ссорясь. Андрей по своему ухаживалъ за Ариной, оставаясь съ ней на единѣ пощипывалъ ее, похлопывалъ по плечу и по спинѣ, цѣловалъ иногда, но, какъ сообщала Арина своей товаркѣ Аграфенѣ, «не озорничалъ». Арина, сидя разъ съ нимъ наединѣ, спросила его: — Ты что-жъ это все ластишься-то ко мнѣ? Свататься будешь, что-ли? Андрей помолчалъ и отвѣчалъ: — Дай срокъ до осени дожить. Пріѣдемъ въ деревню по осени, поговорю съ стариками, такъ и сватовъ зашлю. Арина тоже подумала и сказала: — Сватами послѣ посватаешь, а ты теперь сватай, коли я тебѣ люба. — Люба-то, люба, ты дѣвка ладная, работящая, да заковычка одна есть. — Какая такая заковычка? Изъ богатаго дома будешь невѣсту брать, такъ изъ богатаго дома за тебя не отдадутъ, потому вѣдь и вашъ домъ ослабши. — Другая есть заковычка. — Врешь. Никакой заковычки быть не можетъ. А коли есть, то говори скорѣй, какая. А то зачѣмъ-же ты меня дразнишь! — Жребій солдатскій мнѣ въ ноябрѣ вынимать — вотъ въ чемъ заковычка. Двое насъ у отца. Я, да братъ подростокъ. Не выну солдатскаго жребія или освободятъ меня — ну, тогда зашлю сватовъ, а пойду въ солдаты, такъ какое-же сватовство! Арина задумалась. Глаза ея сдѣлались влажны. Андрей обнялъ ее и спросилъ: — Неужто я тебѣ такъ любъ? — Кабы не любъ былъ, такъ и не говорила-бы. А-то вѣдь я безъ стыда, прямо… Ты думаешь, легко это дѣвушкѣ! Черезъ минуту Арина прибавила: — Ты все-таки посватайся. Тогда ужъ я тебя женихомъ считать буду. — Да какъ-же свататься-то… А вдругъ солдатъ? — Что-жъ такое? Буду и я солдаткой. Вашему-же дому польза, вамъ-же работницей буду. |
