— Богъ на помочь, сказала имъ Арина.

— Спасибо, отвѣчали женщины и спросили ее:- А ты что-жъ не работаешь?

— Андрей и Аграфена пилили въ ночь и теперь спятъ. Мнѣ нужно-бы колоть дрова, да что-то не можется.

Демянскія женщины взглянули на нее и заговорили:

— Да, да, смотри какая блѣдная, лица на тебѣ нѣтъ. Смотри, дѣвушка, и ты не захворай, какъ Анфиса. Долго-ли до грѣха? Свалиться не долго!

На Арину опять напала грусть и она отвѣчала:

— А свалюсь, такъ туда мнѣ и дорога. Одно только, тятеньку съ маменькой жаль, потому все-таки я имъ помощница.

— Ну, не одни тятенька съ маменькой. Есть еще и третій, кого жаль, улыбнулась Фекла, намекая на Андрея.

Арина вспыхнула. На блѣдныхъ щекахъ выступили багровыя пятна.

— Пожалуйста, Фекла Степановна, не говори мнѣ объ немъ, заговорила она. — Этотъ человѣкъ плевка не стоитъ, а не токмо что жалѣть его!

— Какъ? Теперь ужъ ругаешь? Вотъ дѣвка-то! То миловалась съ нимъ, а теперь, на-кося, ругаетъ! Что? Или повздорили? спросила Фекла.

Демянскія женщины побросали работать и въ удивленіи смотрѣли на Арину. Та помедлила, поморгала глазами, подумала, говорить-ли ей или молчать, и отвѣчала:

— Вздорить не вздорила, а просто онъ подлецомъ оказался.

Женщины многозначительно переглянулись и кивнули другъ дружкѣ.

— Съ Грушкой снюхался? задала вопросъ Фекла, и тотчасъ-же прибавила:- Вѣрно. — Видѣли ужъ вотъ наши бабы, какъ онъ съ ней за дровами обнявшись сидѣлъ и пряниками ее потчивалъ, когда мы съ тобой Анфису въ больницу возили. Подлецъ, совсѣмъ подлецъ! Да и кромѣ тебя на него тутъ одна дѣвушка плачется. Крестецкая она. Съ теткой она тутъ. Онѣ вонъ тамъ подъ деревней пилятъ. До тебя-то онъ къ нимъ примазался, съ ними пилилъ, подластился къ дѣвкѣ, а потомъ и въ сторону, съ товарищемъ сталъ пилить.

— И какъ это только дѣвки вѣрятъ! вздыхали демянскія женщины, крутя головами.

Арина заморгала опять глазами, утерла рукавомъ слезы и сказала:

— Бросьте… Не стоитъ объ немъ разговаривать. Надо наплевать. Насильно милъ не будешь. А я вотъ къ вамъ пришла… Не примете-ли вы меня опять въ артель? Уходить мнѣ отъ него надо.

— Что-жъ, приставай… Ты работящая, мы тебѣ всегда рады… заговорили демянскія женщины. — Не слѣдовало только тебѣ отъ насъ раньше-то уходить.

— Да что ужъ объ этомъ говорить! Что сдѣлано, того не воротишь, махнула рукой Арина. — Была моя проруха — за проруху свою и казнюсь.

Когда Арина повѣдала свое горе демянскимъ женщинамъ, на душѣ у ней сдѣлалось легче. Она потолкалась около нихъ и сказала:

— Такъ я ужъ сегодня и къ вамъ… Проснутся вотъ Андрей съ Аграфеной, сведу я съ ними расчеты и приду.

— Приходи, приходи. Будемъ ждать. Пилы у насъ теперь свои, выкупили мы ихъ у прикащика. Войдешь въ долю за пилы, такъ, когда и продавать ихъ будемъ послѣ пилки, съ тобой подѣлимся.

Арина медленно стала уходить, направляясь къ шалашамъ, гдѣ спали Андрей и Аграфена. На сердцѣ у ней было уже совсѣмъ легко. Чувство грусти замѣнилось чувствомъ ненависти къ Андрею и Аграфенѣ.

— «Посмотрю я, какими-то они глазами на меня смотрѣть будутъ, когда проснутся!» думала она.

Когда она подошла къ шалашамъ, Андрей былъ уже вставши, а Аграфена еще спала. Андрей сидѣлъ и почесывался. Голова его была всклочена. Увидавъ Арину, онъ сказалъ:

— Что бродишь-то?! Ядумалъ, что ты и невѣдь, сколько ужъ дровъ наколола и сложила, а ты безъ дѣла слоняешься. Хоть-бы костеръ зажгла, чтобы можно было воду согрѣть для чая, а то и того нѣтъ.

Губы у Арины задрожали и она, сверкнувъ глазами, произнесла:

— Не хочу я больше съ подлецомъ и подлячкой работать.